Братья крови

Обширный лагерь, разбитый на пологой излучине, еще спал. Лишь кое-где топтались с ноги на ногу озябшие часовые, да у коновязи фыркали и мотали головами кони. Полотнища боевых знамен и вымпелов напитались влагой и обвисли жалким тряпьем. От капелек тумана блестели шатры, составленные «костром» копья, протазаны и алебарды, щиты и конская сбруя.

Не пели птицы, не шумели ветвями деревья, не плескала волна, лениво обегая черные крутобокие корабли с высоко задранными форштевнями, каждый из которых украшала голова чудовища – драконы, грифы, оскаленные волчьи и медвежьи морды.

Мертвая тишина предвещала беду. Она тянулась к спящим воинам и беспечному от излишней самоуверенности, не иначе, военачальнику, мирно сопевшему в огромном шатре, украшенном двуцветными, золото с лазурью, флажками.

В леденящем безмолвии пронзительно прокричала сойка.

Ближайший к лесу часовой поежился, покрепче перехватил протазан, пробежал взглядом по опушке и вновь нахохлился, как мокрая курица, поглубже натянув на уши войлочный колпак.

Лень и усталость сыграли с ним злую шутку.

Сойке ответил протяжным криком удод, и подлесок пришел в движение. Бесшумные серые тени вначале медленно, а потом все быстрее и быстрее двинулись к спящему лагерю.

Сто шагов.

Семьдесят.

Пятьдесят.

И вот, уже не скрываясь, в чащобе загудел охотничий рожок.

Дробно застучали тетивы по кожаным рукавицам, засвистели стрелы. У многих из них позади наконечника горела пакля, пропитанная жиром.

– Бей их, ребятушки!!!—хрипло выкрикнул коренастый бородатый воин в шлеме с бармицей и кожаном бахтерце.

Со звериным рыком вооруженная толпа обрушилась на ближайшие к опушке шатры.

Все часовые погибли в считаные мгновения, не успев поднять тревогу. Спящих воинов выручили кони, рвущиеся с недоуздков и отчаянно ржущие при виде огня, разгорающегося то здесь, то там от воткнувшихся стрел.

Навстречу атакующим начали выбегать наспех одетые и вооруженные воины – к счастью, многие из них легли не раздеваясь из-за промозглой погоды.

Самые расторопные погибли раньше других. Отставшие принялись строить стену щитов и в конце концов сумели если не остановить, то придержать врагов. Теперь уже пошел настоящий бой. И с той, и с другой стороны сражались как воины в добротных кольчугах и шлемах, вооруженные прямыми мечами, секирами и шипастыми булавами, так и обряженные в меховые накидки дикого вида простолюдины с рогатинами, плотницкими топорами, ослопами.

Одни пытались проломить неровный строй, ощетинившийся копьями и протазанами, а вторые – удержать его, сдвинув щиты как можно плотнее. Какое-то время чаша весов, отмеряющих воинскую удачу, колебалась, но бесконечно так продолжаться не могло. Ярость нападавших, помноженная на несомненный талант их предводителя, направившего в решающий момент конный отряд во фланг оборонявшимся, дала себя знать.

В тот миг, когда рассыпавшиеся веером всадники врезались в пеший строй, резкий порыв ветра разорвал обложные тучи, и тонкий луч солнца упал на меч, воздетый вождем к небесам. Клинок вспыхнул, будто был отлит из чистого золота.

– Слава! Слава Александру! – взревели сотни глоток. – Веди нас, Ярославич!

Навстречу русскому князю двинулся клин тяжеловооруженных конников под желто-голубым знаменем.

– Dаr Birger? Birger trotsade!!![74] —громовым голосом провозгласил Александр.

И шведский ярл не заставил себя долго ждать.

– Jag аr hаr, den ryska prinsen![75] —ответил зять короля Эрика[76], мечом показывая своим рыцарям, что надо бы расступиться.

Вожди пришпорили коней. Под Ярославичем гарцевал снежно-белый долгогоривый жеребец, а под предводителем шведского войска – раздувал ноздри огромный вороной зверь с мохнатыми боками.

Все решилось очень быстро. Неповоротливый, рассчитывавший на грубую силу ярл только заносил меч, а гибкий, словно барс, Александр, поравнявшись с ним, привстал в стременах и обрушил клинок на украшенный плюмажем шлем.

Сила удара была такова, что швед рухнул как сноп. Только сапоги мелькнули над седлом. Но и меч Ярославича не выдержал, жалобно зазвенел и переломился посредине. Князь не растерялся, бросил под копыта коня рукоять с торчащим из нее угловатым обломком и, выхватив из ременной петли палицу, продолжил бой, сокрушая врагов направо и налево.

Поражение военачальника посеяло в шведах панику. Лишь отдельные кучки продолжали сражаться, а большая часть и думать забыла о сопротивлении, кинувшись к сходням.

Новгородцы с ижорой преследовали их весело, с огоньком, рубили, топтали конями, сбрасывали в воду. На плечах беглецов ворвались на несколько кораблей и принялись долбить дыры в днищах.

Рухнул богатый шатер ярла Биргера, королевского зятя.

Чудь и емь[77], шведские союзники и данники, первыми начали бросать оружие и сдаваться на милость победителей. Потомки викингов держались дольше, сплотившись вокруг ярла Ульфа Фаси, бившегося отчаянно и зло, но не получившего ни царапины благодаря отличной воинской выучке и дьявольскому везению, и даже сумели подняться на свои корабли, сбрасывая сходни и обрубая якорные канаты.