Братья крови

Тенью промелькнувший мимо Патрик – я и узнал его лишь по светлым волосам и батистовой рубахе с закатанными рукавами – окружил себя взмахами стали и веером кровавых брызг, прорубая широкую дорогу в толпе врагов.

– Deus! in nomine tuo salva me et in fortitudine tua ulciscere me! – горланили белорясые псы Господни.

Они целенаправленно пробивались к возвышению, где рядом с троном замерла, будто кошка перед прыжком, Агнесса. Я-то помнил, сколь опасна и стремительна может быть принцесса Карлайла и Кумбрии, но сейчас ее движения сковывал подол богатого платья. А монахи, по всей видимости, решили, что она здесь главная, и стремились любой ценой обезглавить собравшихся вампиров. Причем, как в переносном, так и в прямом смысле. На острие клина рвущихся к Агнессе монахов орудовал двуручником невысокий, но плечистый бернардинец.

Дорогу им заступили пан Ладвиг и пан Венцеслав. Строй нападающих разбился об их мечи, будто прибой об утес. Разбился, отступил и вновь хлынул, стремясь на этот раз обойти по сторонам. Им почти удалось прорваться – наемник в штопаном гамбезоне и койфе запрыгнул на край помоста, но не успел выпрямиться, как Агнесса, подобрав юбку, ударила его в подбородок. Я только успел заметить, как мелькнула туфелька и идеально очерченная лодыжка. А человек, пролетев футов десять, рухнул навзничь, не подавая признаков жизни.

Но я поспешил на помощь к прекрасной даме, не раздумывая, как и подобает рыцарю.

Путь мне заступил доминиканец с мечом, по клинку которого пробегало голубое сияние – признак серебра. Воздев оружие над головой, он громовым голосом провозгласил:

– Adjure te, spiritus nequissime, per Deum omnipotentem![102]

От слов экзорцизма воздух будто сгустился, толкнул меня в грудь, и удар мой канул втуне, не достав добрых полторы пяди до белого хабита.

– De profundis clamavi ad te, Domine![103] —выкрикнул монах, обрушивая меч на меня.

Я поднимал клинок навстречу, но из-за воздействия святых слов не успевал.

С визгом на плечи доминиканцу взлетела растрепанная рыжая вампиресса, похожая на ведьму из детских сказок. Схватив человека за подбородок и затылок, она крутанула голову. Раздался хруст. Монах осел кулем, а спасительница моя, подув на дымящиеся от прикосновения к серебряной цепочке с крестом ладони, неприветливо на меня глянула и прыжком умчалась дальше, в бой.

Прорубаясь сквозь строй людей, уворачиваясь от их клинков и сетей, я видел, как гибли кровные братья. Они падали, пронзенные посеребренными мечами, корчились в адских муках, облитые святой водой, изрубленные в куски топорами. Трудно сказать, кто побеждал в этой отчаянной безнадежной схватке. Во всяком случае, у проигравших надежды остаться в живых не было, кто бы ни взял верх.

Отразив высокой октавой удар слева, я присел, подрубил ноги человеку, чьего лица не разглядел, снизу ткнул под короткую кольчугу второго.

И тут грянул гром!

Черный дым поплыл по залу клубами.

Кровные братья на миг замерли.

Я разглядел двоих доминиканцев, удерживающих на подпорке-сошке железную толстую трубку, уложенную на деревянное основание, похожее на приклад арбалета. Дым вился прямо над ними. До сих пор я только слышал, что люди научились делать маленькие пушки, достаточно легкие, чтобы обходиться без телеги для ее перевозки. И вот впервые познакомился с ручницей.[104]

Торжественный хорал монахов зазвучал громче, с победными нотками.

Повернувшись к тронному помосту, я понял почему.

Дымящееся, стремительно истлевающее тело, которое некогда было принцем Патриком, еще стояло, занеся для удара меч. Но уже кое-где обнажились кости, плоть осыпалась с них черным прахом. У его ног оседал пустой дублет Венцеслава – я опознал его лишь по старинному покрою. Мгновенно, будто пришло озарение, я понял все. Принц Йоркшира и Нортумбрии каким-то чудом успел принять выстрел, предназначенный Агнессе, защитил ее ценой своей жизни, ценой бессмертия. А Венцеславу, по всей видимости, достался кусок серебра в голову – палили из ручницы не ядром, как из пушки, а рублеными кусками погибельного для вампиров металла.

Только просчитались святые братья, думая, что победили, сломили дух исчадий ада.

Отчаянно, но яростно завизжала Агнесса, призывая в бой вассалов погибшего принца. Никогда не был силен в английском, но даже я вскинулся, словно дестриер[105] при звуках боевой трубы. А сама принцесса тем временем рванула на себе дорогую юбку и, нисколько не стесняясь мелькнувших в прорехе голых ног, прыгнула с помоста в гущу сражения.

Кровные братья, очертя голову, последовали за ней.

Рано обрадовались монахи, рано!

В два прыжка я поравнялся со вновь заряжающими ручницу доминиканцами.

Меч звенел и радовался крови в моих руках.

Попавшие на подбородок алые брызги я слизнул и расхохотался.