Братья по крови

После яркого солнечного света лица овеяло сумеречно-прохладное дыхание огромной пустоты внутри зала. В нем было довольно светло, хотя не горело ни светильников, ни жаровен. Постепенно стало ясно, что освещается чертог снаружи: сквозь специально прорубленные наверху на расстоянии друг от друга дупла-окошки, откуда золотистыми снопами бил горячий солнечный свет. От этого в помещении стояло некое призрачное сияние, в котором, сверкая на свету, танцевала радужная пыль вперемешку с насекомыми. Пол был вымощен гладкими сланцевыми плитами, по которым сапоги и калиги римлян стучали подчеркнуто звучно, вторя габаритам чертога. Вдоль стен по обе стороны безмолвно стояли десятки людей, мужчины и женщины племени. Широкий проход посередине тянулся к дальнему концу зала, где на каменном постаменте возвышался большой деревянный трон. Располагался он под обширным окном в кровле, золотистый свет из которого, падая под углом, освещал половину трона. На нем в несокрушимом безмолвии восседала высокая стройная женщина с гривой рыжеватых волос, которые словно светились, обрамляя тонкие черты лица. Картимандуя. На вид ей было сорок с небольшим.

В зале царила полная тишина – ни шепота, ни вздоха, – и в этом каменном молчании римляне со своим переводчиком мерно прошагали вдоль всего зала и приблизились к королеве бригантов, самого могучего племени Британии. Справа от нее стоял статный воин, волосы которого, сплетенные в косы, ниспадали на шитую узорами рубаху; из-под нее выпирали мускулы. Скрестив на груди руки, он дерзко, с безмолвным вызовом смотрел на гостей. В нем безошибочно угадывался Венуций. Приближаясь к трону, трибун Отон замедлил шаг и остановился, не доходя до ступени, ведущей на престол. Королева сейчас находилась не более чем в семи шагах, и отсюда было видно, что она довольно красива, хотя молодость ее, безусловно, была уже позади. Темно-карие глаза смотрели с зоркой проницательностью, а высокие скулы выдавали изящную породистость. Она, в свою очередь, вдумчиво оглядела римлян, начав с Поппеи и на ней же остановив свой взгляд.

Трибун почтительно склонил голову.

– Приветствую тебя, владычица Бригантии. Я – Марк Сильвий Отон, старший трибун Девятого легиона. А это моя супруга Поппея Сабина.

Последняя чопорно склонила голову.

– Со мною мои офицеры: командир Второй Фракийской алы префект Квинт Лициний Катон, и центурион Четырнадцатого легиона Луций Корнелий Макрон.

Командиры отсалютовали.

– Сюда мы явились по приказу полководца Остория, который шлет тебе и твоему народу теплый привет и заверения в дружбе. Прибыли же мы для того, чтобы заключить под стражу врага Рима, а значит, нашего общего врага.

Губы Картимандуи тронула улыбка. Вместо ответа она повернулась к Веллокату и обратилась к нему властным, неожиданно глубоким и зычным для женщины голосом. Веллокат, быстро подшагнув к трону, опустился на одно колено и торжественным голосом произнес слова приветствия. Королева обратила на него вкрадчиво-нежный взор, а уголки ее губ на мгновение поднялись в удовольствии. Подавшись вперед, она протянула руку и ласково притронулась к его щеке. Глаза Катона скользнули по тому, кого он считал Венуцием; тот взирал на Картимандую и ее молодого фаворита с холодной неприязнью.

– Да у них любовь, – шепнул Макрон. – И она этого особо не скрывает.

Картимандуя приняла свою прежнюю позу, остановив взгляд на трибуне. Какое-то время она молчала, а вместе с ней молчал и зал, так что вновь прибывшие чувствовали на себе сотни потаенных глаз. Затем королева что-то сказала Веллокату, на что тот кивнул и, встав на ноги, опять занял место возле римлян. Тогда Картимандуя заговорила во всеуслышание, а Веллокат начал переводить ее слова трибуну и его спутникам.

– Приветствую наших гостей из Рима в Большом чертоге бригантов. Нашим королевским велением им будут оказаны все надлежащие почести. Ранее мы заявляли о своей дружбе Риму, как и он сам заявил о поддержке наших интересов и независимости, дав нам золото и серебро как залог своего намерения чтить договор между нами. Все здесь стоящие знают это, как и то, что мы связаны узами священной клятвы, которую я дала Риму. И вот этот наш договор впервые подвергается серьезному испытанию.

Она чуть заметно шевельнула левой рукой, и сбоку от возвышения отделилась фигура, скрытно скользнувшая в укромную угловую дверцу. Королева меж тем продолжала: