Братья с тобой

В институте работали молодые ученые из Туркменского филиала Академии наук. Они приходили прочесть лекции и снова спешили в прохладные залы архивов, где в аккуратных папках хранились записи стихов, поэм и дестанов туркменских поэтов. На протяжении долгих лет богатства литературного архива этого народа хранились главным образом в памяти стариков, в головах аксакалов-бахши, помнивших наизусть десятки тысяч строк стихотворений Махтум-Кули, Кемине, Молла Кара и других. В ту далекую пору не было институтов и филиалов Академии наук, народ в массе своей кочевал, и редкий из богачей или военачальников понимал, как важно сберечь жемчуга народной поэзии. «Главные архивариусы» обходились тогда без бумаг. Бродили они по аулам и городам, пели то, что сохраняла память…

Сейчас в институте учились десятки молодых туркмен и туркменок. Учились на дневном отделении, на вечернем и на заочном. Маша работала в основном со студентами русских групп. Но однажды декан пригласил ее к себе и предложил задание, несколько необычное.

Сыны Туркменской республики тоже участвовали в войне, тоже били фашистов, защищая социалистическую родину. Были среди них и герои, прославившие на всю страну себя и свой народ.

Одного из первых героев-туркмен после госпиталя направили учиться в институт. Он сам захотел учиться, но к ученью в институте был еще не готов. Для него устроили нечто вроде курсов подготовки в вуз.

Дирекция оформила всё торжественно: маленькую чистую комнату на первом этаже отвели специально для учебы Героя Советского Союза, сделали ее как бы его кабинетом. Обставили кабинет безо всякой пышности, но удобно, и педагогов к ученику прикрепили хороших. Он занимался ускоренно, работал много; хотел быстрее подготовиться в вуз.

Курбан Атаев был в прошлом пастухом, солдатом оказался способным и смелым. Вскоре ему было присвоено звание младшего сержанта. Однажды часть, в которой он служил, была атакована немцами, численно превосходившими наших в несколько раз. Курбан подпустил врага близко, неожиданно бросился в контратаку и повел за собой бойцов. На какие-то минуты он превратился в легендарного Кёр-Оглы, о котором слышал от матери в детстве, в бесстрашного воина древних времен, не знавшего поражений. Именно в рукопашном бою, где исход решали доли секунды, штыком и прикладом он разметал врагов и не останавливался до той поры, пока его не ранило осколком снаряда.

Горячая кровь мгновенно смочила рукав, в голове зазвенело, но сержант преодолел слабость и снова кинулся вперед, увлекая за собой бойцов.

Гитлеровцы побежали. Отстояли советские солдаты русскую деревню Климовичи, не уступили ее врагу.

Курбана, потерявшего много крови, отправили в госпиталь. Вскорости его перевезли в родную Туркмению. Поправился, окреп, хотя первое его ранение было не единственным. Пальцы на правой руке изуродовало так, что к военной службе он больше не годился. Решил учиться.

Курбану дали квартиру в одном из домиков возле института. Купил и поставил у себя стол и кровать, но спать продолжал на полу, — это же в туркменском климате много удобнее: прохладнее. Привез в Ашхабад из аула жену и троих детей, ожидал четвертого.

Курбана славили и в газетах, и по радио, и в кино. Редкий туркменский поэт не написал о нем стихов. Известный драматург сочинил о герое пьесу. Курбана пригласили на премьеру; он смотрел и плакал, переживая всё заново.

Не всякий выдержит такую славу. Курбан находил ее чрезмерной и считал, что славят не ею лично, а Советскую власть, воспитавшую простого пастуха сознательным гражданином и смелым воином. Курбан сумел доказать, что умного и честного человека слава не испортит.

Учился он очень старательно. Сначала плохо понимал по-русски; он и свой-то язык знал далеко не в совершенстве: ведь школу кончал в ауле, не в городе. Преподавателям тоже пришлось перестраиваться, помогая ему усваивать новые для нею понятия. Взять ту же историю: поначалу ему казалось, что богачи и дворяне — это одно и то же. Мария Борисовна Лоза растолковала разницу. Она рассказала Курбану о декабристах — дворянских революционерах. Сами вовсе не из бедных, а революционеры…

Курбану лет двадцать пять, говорит сдержанно, раздумчиво, на лице отражается напряженная работа мысли. Он худощав, голова удлиненная, бритая. В Туркмении это считается красивым, — прежде младенцам с первых дней матери бинтовали голову, чтобы череп получил продолговатую форму.

Заниматься с Курбаном было интересно, хотя эта работа требовала больших усилий и сосредоточенности. Он сыпал вопросами и стремился всё понять как можно отчетливей.

Однажды во время перерыва Мария Борисовна рассказала ему о возмутительном случае, происшедшем с нею в летнюю сессию у заочников. Один из студентов-туркмен пришел сдавать русскую историю. Совсем не подготовился и ничего не знал.

— Кто такой Борис Годунов? — спросила тогда Мария Борисовна, видя, что от студента ничего не добиться.

— Борис был цар.

— А кто же был Гришка Отрепьев?

— Гришка был тоже цар.

Больше он ничего сказать не мог.