– Что случилось? – спросила она, мило улыбаясь. – И кто это? Вы, Вейденбах?
– Что случилось?! – переспросил Штобвассер и порывисто все рассказал.
Женни призадумалась. Она затянулась дымком, покачала головой, потупилась.
– Как это неприятно! – сказала она. – У меня нет денег. Месяц подходит к концу. Но подождите, что-нибудь придумаем, я надеюсь.
Тем же медленным, танцующим шагом она ушла в свой номер. Через несколько минут она появилась опять, ликующим жестом поднимая над головой три кредитных билета.
– Ну вот! – радостно воскликнула Женни. – Ах, Вейденбах, как я рада, что могу оказать вам услугу. Кланяйтесь Христине!
Оба уже мчались вниз.
– Мы наймем автомобиль! – решил Георг.
Только три часа отсутствовал Георг.
– Я привез деньги! – крикнул он седой женщине с рассеченным лицом, утирая со лба пот.
Но старуха за это время передумала.
– Только двести пятьдесят марок? – завизжала она. – Нам следует больше трехсот марок! Мы были милосердны, и вот как нас благодарят за это!
Но тут Георг вдруг преобразился. Он поднял кулак, и, казалось, вот-вот бросится на старуху. Штобвассер никогда еще не видел его таким.
– Больше вы не получите! Больше у нас нет! Это все, что мы могли достать! – закричал Георг, и лицо его было грозно. Тогда старуха согласилась отпустить Христину.
Но Христина была так слаба, что не смогла сойти с лестницы. Георг поднял ее на руки и понес вниз. Штобвассер шел за ним с ребенком, завернутым в старые тряпки. Молодой человек и старуха провожали их наглыми шутками.
Они поехали в мастерскую к Штобвассеру.
– Как хорошо, что я сегодня топил! – воскликнул довольный Штобвассер, потирая руки. – Я топлю только в те дни, когда ко мне приходят натурщицы.
Скульптор так разворошил огонь, что заржавленная труба, пересекавшая комнату, затрещала. Он заварил чай. Потом выбежал из дому за ужином. Купил хлеба, масла, яиц и даже четверть кило ветчины.
– Теперь у нас будет уютно! – радостно воскликнул он, и на щеках у него выступили от усердия красные пятна. Разумеется, вы проведете эту ночь у меня. Куда же вам деться? Уж как-нибудь строимся. А вы, Христина, должны отдохнуть, – сказал он, убирая со стола, накрывая газетами его грязную доску и сервируя ужин.
Христина все еще молчала. Георг и Штобвассер заставили ее лечь на кровать. Она лежала рядом с ребенком, бледная и тихая, вперив лихорадочный взор в потолок и чуть заметно качая головой, когда Георг обращался к ней с каким-нибудь вопросом. Губы у нее страдальчески подергивались, и, когда он пытался ее успокоить, дрожь пробегала у нее по всему телу.
Животные Штобвассера были встревожены необычными гостями «Птицы от любопытства прыгали в клетках. Какаду трещал и просовывал голову сквозь решетку. Зеленый попугай делал гимнастику на своих кольцах и хлопал крыльями. А черная кошка сидела на столбике кровати и не спускала с ребенка больших зеленых глаз. Младенец запищал, Христина дала ему грудь. Она слегка наклонила при этом голову, и легкая улыбка бродила по ее бледному лицу. Рок провел борозды а линии на этом лице, и Христина казалась постаревшею на десять лет. Она выпила чашку чая и опять лежала тихо, глядя в потолок.
Вскоре она, обессилев, заснула.
Штобвассер и Георг сидели молча. Скульптор попыхивал своей трубкой, и только изредка они шепотом обменивались несколькими словами.
– Что с нею? – тихо спросил Штобвассер.
– Не знаю, она больна.
– Ну, ничего, все уладится.
– А ребенок, Штобвассер! Что ты скажешь о моем ребенке? – Глаза у Георга блестели. – Мой ребенок!
– Ребенок, в самом деле, прекрасный, – убежденно ответил Штобвассер. – На редкость красивый и гениальный с виду ребенок!
И опять они долго молчали, и каждый думал свою думу.
17
На следующий день рано утром Георг отправился в правление «Новой Германии» и обратился к управляющему делами с просьбой, чтобы ему разрешено было взять с собой Христину и ребенка в «Счастливое пристанище».
Здание правления было уже почти, переустроено. Оно кишело людьми. Курьеры и служащие сновали взад и вперед. В передних стояли кучки оборванных и бледных людей, искавших работы.
Выслушав эту просьбу, управляющий покачал головой.
– Эго невозможно, – сказал он. Колония ведь еще только строится. Я сделал бы это охотно, поймите меня. Сколько горя, сколько нищеты! – воскликнул он. – Поверьте, я часто прихожу в отчаяние. О таких случаях, как ваш, я слышу сотни раз в день. Горе вливается в этот дом, как поток, и захлестывает меня. Я попытаюсь добиться соединения с господином Шелленбергом или одним из его секретарей.
Управляющий взял трубку телефона.
Но Михаэль Шелленберг только что вышел из кабинета и собирался уехать. Какая неудача!
– Идите за мною, – торопливо сказал управляющий, – может быть, мы его еще настигнем.
В тот миг, когда они вышли в вестибюль, Михаэль как раз спускался по лестнице. По-видимому, он очень спешил. Управляющий подошел к нему и вкратце изложил просьбу Георга. Михаэль покачал головой и быстро пошел дальше. Проходя мимо Георга, он посмотрел ему в глаза и на секунду задержался.
– Речь идет о вас? – спросил он.