Братья Шелленберг

– Я тебе все расскажу, – сказала Лиза, стараясь успокоиться. Она опять уселась на диван. – Слушай, Михаэль! Больше года Венцель служил у Раухэйзена. Каждое утро в семь без десяти за ним приезжал автомобиль Ровно в шесть он вставал и сам готовил себе завтрак в кухне: не могла же я заставлять горничную так ране» вставать. Между семью и девятью вечера он возвращался домой. Мы бывали в театрах, в концертах, в обществе. Bei шло превосходно. Уже через несколько месяцев Раухэйзен удвоил Венце/ю жалованье. Я легче вздохнула, потому что в годы войны, которые я провела у мамы, мне жилось нелегко.

– Стало быть, до этого времени все шло хорошо?

– Превосходно. Он относился к своей работе с рвением и педантизмом, на какие способен только офицер. Со мной был мил и очарователен. Хотя он весь день трудился, по вечерам он бывал в обществе кипуче-жизнерадостен. – Лиза нахмурила брови. – Но с весны все пошло по-иному. Он сделался беспокойным, дурно спал н приводил домой приятелей, которые мне не особенно нравились. Знаешь ты обер-лейтенанта в отставке Макентина, бывшего летчика?

– Не знаю, но слышал это имя, – ответил Михаэль.

– Ах, у него пренеприятное лицо и такие наглые глаза, как у крысы. Потом появился еще один отставной лейтенант. Его зовут Рекс. Этого ты тоже, вероятно, не знаешь. Они запирались в кабинете у Венцеля, дымили сигарами, пили и болтали.

– Играли, может быть? – спросил Михаэль.

– Нет, не играли. Но были в очень приподнятом настроении, и у Венцеля была эта полоса. Ты знаешь, на него находит иногда полоса пьянства.

– Ну, Венцель может вынести изрядную дозу, – заметил Михаэль, осклабясь.

– Я упрекала его, но он говорил только: «Дела, дела! В этом ты ничего не понимаешь. Подожди». Затем он стал часто возвращаться домой лишь после полуночи и еще позже. От него несло вином и сигарами, и между нами происходили сцены. Порою несло от него и подозрительными духами. – Знай! – крикнула вдруг Лиза и потрясла скрюченной рукою перед лицом у Михаэля: – если я дознаюсь, что он уже тогда обманывал меня с женщинами, он об этом пожалеет!

– Успокойся, – прервал ее Михаэль. – Рассказывай дальше. Возможно, что он играл. Это легко допустить потому что и прежде у него бывала эта страсть. Не суди же его так сурово.

– Ты оправдываешь его?

– Разумеется, потому что знаю также его хорошие качества. Разве нельзя человеку иметь страсти?

Лиза удивленно взглянула на него.

– Страсти? Зачем? По какому праву? Но пусть, – поправилась она, – пусть страсти, поскольку от них не страдают другие. Может быть, ты и прав, Михаэль. Возможно что он в ту пору играл, так как по временам у него бывало много денег, и он бросал их на стол тем неприятным, жестом, который появляется у него всегда вместе с деньгами.

Михаэль покраснел от досады.

– Возможно, что я сужу его слишком строго и что ты прав, – примирительно заметила Лиза. – Но можешь ли ты требовать, чтобы я была к нему еще снисходительна после всего, что случилось? Слушай же дальше. В конце концов Венцель стал пропадать целыми ночами. А то бывало и так, что придет поздно ночью, чтобы в четыре часа утра опять уйти. Я упрекала его, он отвечал только одно, что у него работа. Эта жизнь была подлинным адом, потому что я знала, что с ним происходит что-то неладное. И вдруг я узнаю, совершенно случайно, что он совсем не служит больше у Раухэйзена. Он ни разу не сказал мне об этом ни слова.

Михаэль покачал головою.

– Естественно, что ему было тягостно об этом говорить. Разве ты этого не понимаешь, Лиза?

Лиза продолжала:

– Чем он занимался, этого я не могла узнать. Он больше не приходил ко мне. По временам посыльный приносит мне деньги от него. Это все, что я о нем знаю. Но я не хочу этих подачек! Если положение не изменится, я возьму обоих детей и брошусь в воду.

– Лиза! – усмехнулся Михаэль.

Лиза расплакалась.

– А потом эти слухи! Вспомни, Михаэль, что все мои родственники – высокопоставленные чиновники и офицеры.

Тут у Михаэля кровь прилила к лицу.

– Не сердись, Лиза, – сказал он, – мне надоело постоянно слушать о твоих родственниках. Мы, Шелленберги, тоже не первые встречные. Не будь смешною…

– Смешною? – Лиза напустила на себя чрезвычайно удивленный и обиженный вид. – Ах, Шелленберги! – сказала она. – Этот тон мне знаком!

Она встала, взволнованная, враждебная.

Михаэль уже раскаивался в своих словах.

– Не будем ссориться, Лиза, – сказал он, и Лиза сейчас же смягчилась. – Послушай, скажи теперь откровенно: что же случилось, черт побери?

Лиза взяла Михаэля за обе руки, посмотрела на него и прошептала:

– Определенно я не знаю ничего. Но ходят слухи, будто Венцель, – это только слухи, дошедшие до меня, – совершил подлог. Раухэйзен хотел избегнуть скандала и уволил его в двадцать четыре часа.

Михаэль побледнел и встал.

– Венцель – и подлог! Полно, Лиза, не давай же себя так дурачить! Скорее Венцель прострелил бы себе голову. Я ведь знаю его.

Лиза съежилась.