– Хорошо, хорошо, – сказал он, – совещание состоится завтра утром.
Несколько дней спустя Женни Флориан получила от кинофирмы «Одиссей» чрезвычайно любезное письмо с приглашением по возможности безотлагательно побаловать с контору фирмы.
«Господин Венцель Шелленберг был так любезен, что обратил наше внимание на ваш талант».
«Господин Венцель Шелленберг!».
Женни покраснела. Несколько раз перечитала это письмо и почувствовала легкое онемение в руке. Но потом совсем опьянела от радости. Быстро оделась и помчалась к Качинскому.
– Прочитай это письмо! – крикнула она. – От общества «Одиссей».
Но Качинского, по-видимому, не очень-то осчастливила эта радостная весть. Он двумя пальцами взял письмо и поджал губы.
– Ах, Шелленберг! – сказал он, иронически посмеиваясь, и многозначительно нахмурил лоб.
– Может быть, и тебе удастся устроиться там.
Голос Женни звучал вкрадчиво, она заметила, что ее собеседник побледнел. Качинский обиженно усмехнулся.
– Я не нуждаюсь в протекции, – сказал он.
– Но теперь слушай! – крикнула Женни и взволнованная кинулась в кресло. – Они просят меня представить им какую-нибудь небольшую сцену, чтобы они могли определить, для каких ролей я наиболее пригодна. Какую же мне сцену сыграть? Посоветуй!
Качинский зашагал в раздумье по комнате.
– Какую сцену? Ну, мы об этом подумаем. Стринберга! Не сыграть ли тебе сцену из «Христины» Стринберга?
– Не знаю, Стринберг – едва ли.
Они перебирали в памяти разные роли. Наконец Женни в нетерпении вскочила.
– Поедем к Штобвассеру. Может быть, ему придет что-нибудь в голову.
Штобвассер тихо сидел в своей мастерской, с чрезвычайно сосредоточенным выражением лица, окруженный своими попугаем, какаду, скворцами и кошкой, и лепил небольшую группу животных. Он не сразу понял, чего хотела наскочившая на него пара. Но потом его темные глаза загорелись тепло.
– Ведь это великолепно, Женни! – сказал он. – Поздравляю вас от души.
– Взгляд одного из финансовых владык упал на белокурую головку Женни, – саркастически произнес Каминский.
Лицо Женни ярко зарделось, как в лихорадке.
– Тебе не удастся отравить мне мою радость! – воскликнула она и рассмеялась при этом, но ей стыдно стало за Качинского, который даже в присутствии Штобвассера не мог скрыть свою ревность.
Штобвассер отложил работу в сторону и начал придумывать, что бы Женни сыграть. Удачный дебют – это, разумеется, важнее всего! Наконец он воздел руки к потолку.
– Пошли, о боже, вдохновенье! – воскликнул он. – Подумаем как следует, Качинский. От этих десяти минут, быть может, зависит вся будущность Женни. Пойдем-ка в кафе и будем там совещаться.
В кафе было решено, что ни Стринберг, ни другой какой-нибудь писатель для этого не подходят. Женни должна сыграть маленькую сцену, которая показала бы в надлежащем свете ее сценическое дарование и внешние данные. Да, но какую сцену?
Вдруг Женни осенило.
– Вот какую сцену я сыграю. Слушайте! – воскликнула она. – Я – манекен в ателье мод. То есть не манекен, а восковая фигура. Красивый молодой человек проходит мимо, кукла медленно оживает. Молодой человек это чувствует, оборачивается; тогда она становится совсем живою» Начинает с ним болтать. Но тут приходит хозяин ателье, и она опять превращается в восковую куклу. Но застывает не на прежнем месте, а ей приходится медленно отойти назад к своему цоколю. Наконец, она опять стоит, где раньше. Как вам это нравится?
Качинский покачал головой, он был недоволен.
Но Штобвассер вскочил в восторге.
– Какая дивная сцена, – сказал он. – Они разинут рты, и если после этой сцены вы не получите ангажемента, то вам уж ничем не помочь!
– Она получит ангажемент! – уверенно сказал Качинский.
– Почем ты знаешь? – спросила Женни, задетая его тоном.
Качинский поправился:
– Я хотел сказать, что если ты хорошо проработаешь эту сцену, то я уверен в твоем успехе.
Но Женни угадала его мысль. Она встала.
– Я ухожу, чтобы сейчас же приняться за работу, – сказала сна.
Качинский взглянул на нее с мольбой в глазах. Она, казалось, не видела его.
5
Женни вплоть до мельчайших подробностей проработала свою маленькую сцену «Влюбленная кукла» и сотни раз повторяла ее перед зеркалом.
В правлении общества «Одиссей» ее приняли чрезвычайно предупредительно, ей не пришлось ждать ни секунды. Двери перед нею распахивались сами собой, и по длинным коридорам ее повели прямо в святилище – в дирекцию.
Секретарша отвела ее в сторону и с таинственным видом вручила ей письмо. Это была короткая записка от Шелленберга: он советовал ей не подписывать никакого договора, прежде чем он его не просмотрит. Он был бы рад основательно обсудить с нею это дело, если бы она согласилась послезавтра побывать с ним в опере, потому что днем у него нет ни одной свободной минуты.
Женни прочитала записку. О, она поняла ее, ее лицо сразу лихорадочно раскраснелось!
В кабинете дирекции несколько элегантно одетых, упитанных господ встали ей навстречу вежливо, почти подобострастно.
– Чем вы нас попотчуете, фрейлейн Флориан? Приготовлено ли у вас что-нибудь для нас? – спросил один из директоров.