Братья Sisters

На столе перед Мейфилдом стояло три колокольчика, одинаковых во всем, кроме величины. Мейфилд позвонил в самый маленький, и на звук прибежала служанка, старая карга. Хозяин велел повесить шкуру на стену за столом. Служанка, исполняя приказ, махом развернула шкуру, и, поскольку я не выскоблил ее как следует, по комнате разлетелись капли крови и жира. Заляпанным оказалось и окно. Мейфилд поморщился и велел вычистить шкуру. Старуха вновь свернула ее и, не поднимая взгляда, унесла трофей.

Недовольные, что их оставили с носом, трапперы приготовились выместить на нас обиду, и тогда я представил нас с Чарли — назвал полные имена. Услышав их, трапперы тут же притихли. Теперь ненависть возрастет, напитанная тихой, сдержанной и затаенной злобой. Чарли же трапперы показались забавными. Не удержавшись, он сделал замечание:

— Да вы, похоже, пари заключили: кто скорее станет совсем круглым?

Мейфилд рассмеялся, а трапперы обменялись тяжелыми взглядами. Самый крупный из них заявил:

— Ты здесь чужой, правил не знаешь.

— А что, каждый, кто здесь осядет, должен наряжаться телком?

— Ты собираешься осесть в нашем городе?

— Пока я только еду мимо, но присмотреться к местечку намерен хорошенько. Так что не удивляйся, если повстречаешь меня снова.

— Я вообще ничему не удивляюсь.

— Совсем? — Чарли подмигнул мне.

Мейфилд отослал трапперов прочь. Когда снаружи стало смеркаться, он велел зажечь в комнате свет: позвонил в средний колокольчик, и на звук — совсем иного тона — прибежал китайчонок лет одиннадцати-двенадцати. С небывалой ловкостью и расторопностью он перебегал от свечи к свече, зажигая их по очереди.

— Работает так споро, будто от этого зависит его жизнь, — заметил Чарли.

— От этого зависит жизнь его семьи, — ответил Мейфилд. — Мальчонка копит деньги, чтобы привести всех сюда: мать, сестру и папашку. Отец — калека, если я правильно понял, хотя черт его знает. Я и половину не могу понять из того, что этот сволочонок лопочет. Посмотрим, может, он цели и добьется.

Когда мальчишка запалил все свечи и комнату залил их свет, он снял шелковую шапочку и поклонился Мейфилду. Хозяин хлопнул в ладоши и воскликнул:

— А теперь танцуй, китаеза!

Услышав команду, мальчишка задергался совсем уж не изящно и дико, словно босиком ступал по раскаленным углям. Смотреть на это было противно, и если я прежде не имел о Мейфилде строгого мнения, то теперь с ним твердо определился. Стоило хозяину хлопнуть в ладоши второй раз, и мальчишка рухнул на четвереньки, задыхаясь и без сил. Мейфилд бросил ему пригоршню монет; китайчонок, собрав их в шапочку, быстро и бесшумно выбежал из комнаты.

Вскоре вернулась старуха. Она принесла шкуру, очищенную и натянутую на раму, словно на барабан. Когда она втаскивала эту громоздкую конструкцию через порог комнаты, я было встал помочь ей, но Мейфилд — чересчур резковато, пожалуй — одернул меня и попросил сидеть.

— Она сама, — сказал хозяин.

Старуха отволокла раму в дальний угол, где мы все могли полюбоваться необычным оттенком медвежьей шкуры. Затем, утерев пот со лба и тяжело ступая, женщина покинула комнату.

— Ваша служанка слишком стара для таких дел, — заметил я.

Мейфилд, покачав головой, возразил:

— Нет, она ураган. Пробовал я отправить ее на работу полегче и попроще, но она и слушать меня не стала. Обожает, в общем, тяжелый ручной труд.

— Что-то я не заметил на ее лице радости. Должно быть, старуха держит ее глубоко в себе?

— Мой тебе совет: выкинь ты эту чушь из головы.

— Не то чтобы она мне докучала…

— Зато ты докучаешь мне.

Тут вмешался Чарли:

— Как насчет награды за шкуру?

Мейфилд посмотрел на меня, затем на Чарли и швырнул через стол пять двойных орлов. Схватив монеты, Чарли отдал мне две. Я принял их и решил: пора кутить, кутить как никогда безумно. Деньги… Что наша жизнь без них? Жажда богатства у нас в крови, в самой душе.

Мейфилд тем временем позвонил в третий, самый большой колокольчик, и в коридоре послышались торопливые шаги. Я уже было приготовился, что на нас накинутся трапперы, ан нет. В комнату вбежало семь размалеванных шлюх: все в платьях с оборками и кружевами, все пьяные. Они тут же принялись за работу, то есть за нас, изображая любопытство, веселье, любвеобилие, похоть. Одна заговорила голосом маленькой девочки, видимо, так решив пробудить в нас желание.