Парнишка признался, что неподалеку в рощице он укрыл своего коня, и попросился с нами в Калифорнию. Чарли сразу ему отказал, но я, не видя причин соглашаться с братцем, велел парнишке собираться, дал ему пять минут. Он убежал и вскоре вернулся, ведя больное, чахлое животное: ни седла, ни сбруи, шерсть слезает клочьями, обнажая голую кожу и ребра под ней. В ответ на наши недоуменные взгляды парнишка произнес:
— Да, Счастливчик Пол выглядит не особенно хорошо, но те холмы он преодолеет не хуже паука, что лазит по стенам.
Чарли обратился ко мне:
— Сам ему скажешь или мне объяснить?
Я ответил, что сам, и подошел к парнишке. Я не знал, с чего начать, и потому изложил чисто практическую сторону дела:
— Гд е седло, парень?
— Есть плед и мои собственные подушечки.
Он похлопал себя по заду.
— Что, ни удил, ни узды?
— Дядя Джимми все забрал. Зачем, не знаю, но Счастливчик Пол вывезет. Он дорогу знает.
— Мы тебя ждать не станем, — предупредил я.
Скармливая коню лепешку, паренек ответил:
— Вы пока не понимаете, но скоро сами увидите: мой конь сыт и полон сил, он проскачет сколько надо.
Говорил паренек с искренней убежденностью, и я даже поверил в скаковые качества Счастливчика Пола, однако на деле вышло иначе: полудохлый конь и его всадник отстали от нас еще в самом начале. Я обернулся посмотреть: парнишка тузил по голове и шее животное, которое нисколько не спешило взбираться в гору. Чарли от смеха чуть не упал с Шустрика. Положение и меня позабавило, но вскоре мы утратили к нему интерес, пришпорили коней и часа через четыре оказались на заснеженной вершине. Ослепший на один глаз, Жбан и то ни разу не споткнулся. Впервые я ощутил, что мы понимаем друг друга и что конь подо мной жаждет проявить свои лучшие качества. Однако не разыгралось ли мое воображение? Не выдаю ли я желаемое за действительное? Чего только в пути не придумается.
По ту сторону перевала дорога нас ждала куда приятнее. К закату мы пересекли снеговую границу и устроились на ночлег. Спали долго и снялись поздно, чтобы в умеренном темпе въехать на землю штата Калифорния. В сосновом лесу, где деревья росли густые и высокие, мы наткнулись на небольшой извилистый ручей. Вот оно. Перед собой мы видели причину, по которой разумные люди теряют голову и снимаются с насиженных мест, навсегда бросая дом и семью. Какое-то время мы с Чарли молча взирали на ручей, потом братец не выдержал и, спешившись, присел на бережку. Набрал пригоршню илистого песка и поковырял в ней пальцем.
В четверти мили к северу на том берегу я заприметил палатку. Из нее высунулась рожа, бородатая и чумазая. Я поднял руку в знак приветствия. Рожа исчезла.
— Ну вот, хоть одни живой старатель, — заметил я.
— Далеко же он забрался.
— Как знать. Навестим его, справимся, как дела идут?
Чарли высыпал песок обратно в воду.
— Пусто, братец. В этой реке ничего нет.
— Так, может, все же у него спросим?
— Времени жалко. Хочешь узнать, как дела у этого старателя, — езжай, спрашивай. А я пока до ветру сбегаю.
Мы въехали в глубь леса, и я повел Жбана вверх по течению. Остановился напротив палатки — но ручья не пересек — и позвал. Бородача и след простыл: у входа в его жилище осталась пара сапог, в ямке горел костер; тут же лежало седло, однако лошади нигде не было видно. Я позвал снова, потом еще раз — ответа не пришло. Неужели бородач босиком убежал в лес? Не пожелал делиться радостью от добычи несметных сокровищ? Впрочем, стоянка убогая, так что вряд ли он намыл хоть сколько-то золота. Этот человек жаден, но недостаточно храбр, не посмеет сунуться в осиное гнездо под названием Калифорния. Не добыв богатства, не добыв вообще ничего, он постепенно оголодает, сбрендит и помрет. Я как наяву увидел нагое тело, распростертое на земле и расклеванное дроздами. Как-нибудь его найдут…
— … одним холодным утром, — вслух закончил я мысль.
Позади меня кто-то вскинул винтовку (раздался характерный лязг).
— Что одним холодным утром? — спросили из-за спины.
Я поднял руки, и невидимый старатель расхохотался, довольный, что застал меня врасплох.
— Под рекой есть тоннель, — сказал он. — Что, не подумал о нем, да?
Он больно ткнул меня в бедро стволом винтовки, и я начал оборачиваться.
— На меня смотри, на меня, сволочь! Я тебе сейчас лицо прострелю! — прошипел он.
— Не стоит. Я не желаю вам зла.
Он снова ткнул в меня в ногу.
— Зато, может, я тебе желаю, а? Ты об этом не подумал?
Он рассмеялся высоким и тоскливым голосом. Должно быть, спятил или вот-вот спятит. Дьявол, а ведь Чарли был прав, что не пошел со мной на стоянку.
— Ты охотник, да? Пришел за рыжей медведихой?
— Не знаю ни о какой рыжей медведице.
— Она тут поблизости обитает, эта рыжая медведиха. Мейфилд назначил награду в сто долларов за ее шкуру. Вот охотники с ума и посходили. Я видал медведиху вчера утром милях в двух отсюда. Даже выстрелил в нее, но не попал, далеко было.
— Мне ваша медведица даром не нужна. И никакого Мейфилда я не знаю.
Бородатый снова ткнул меня в ногу.
— Разве вы не с ним приехали, сукин ты сын? Разве не он в песке ковырялся?