Братья-соперники

Спустились сумерки на Преображенское. Мало-помалу смолкла в нем обычная жизнь: затихла дневная суета. Все разошлись по домам; в окнах дворца и окрестных домах засветились огоньки. Улица опустела и стала окутываться темнотою, которую как будто наносило от соседних лесов; с реки потянуло сыростью – над нею встал туман и белым пологом окутал ближайшие постройки. Вот наконец и огоньки в окнах домов стали потухать один за другим, и дворец погрузился в мирный сон. Мрак воцарился всюду. И ночь, после ведренного дня, была холодная и темная-претемная: ни звездочки не видно было на небе… Только в одном флигельке князя Бориса, который стоял отдельно от других, окруженный фруктовым садом и службами, все окна были ярко освещены и открыты настежь, и из них далеко разносился веселый говор и звонкий смех гостей, собравшихся к князю на ужин, который благодаря радушию хозяина позатянулся далеко за полночь…

А между тем за оградою сада, в той части леса, которая отделялась от него лишь небольшой полянкой, между кустов опушки копошились в темноте какие-то мрачные фигуры и шепотом вели между собой беседу.

– Теперь уж наши там, на сеновале…

– Вон и Ларька пополз туда же… к амшенику… Там запустит красного петуха, – прошептал другой голос. – Тогда, вишь, с трех сторон обхватит дом-то Бориски…

– А кто на сеновале?

– Кто ж, как не Микитка Гладкий! Сам вызвался… А на конюшне Куземка Чермный.

– Ну слушайте же, братцы! Как займется пожарче да пойдет чесать… Чур, не зевать! Все разом туда, к крыльцу!.. Да двери на запор! Пока сбегутся да суета поднимется – всех разом порешим! Не отставать – за мною всей кучей!.. Где я – там вы. И маху не давать!

– Не бось, Обросим Петрович! – отозвалось в темноте несколько голосов. – Охулки на руку не положим!

И все опять смолкли в ожидании. Вдруг в темноте из-за деревьев что-то сверкнуло, засветилось… Над одной из крыш в двух местах мелькнул огонь. Красноватые языки пламени показались из-под стpex, потом разделились еще на несколько языков, синими огоньками пробежали по соломенной крыше – и сеновал загорелся, как свечка, освещая одну сторону дома князя Бориса. Почти одновременно огонь показался и с другой стороны, в нескольких шагах, на крыше конюшни, которая также вспыхнула разом, обливая ярким светом окрестность и освещая до малейших подробностей каждое деревцо сада, каждое бревно в ближайших домах.

– Пожар! Пожар! Горим! – раздался отчаянный вопль всполошившихся людей, которые вдруг засуетились и забегали, как мураши, во дворе князя Бориса, без толку бросаясь во все углы. «Пожар! Огонь!» – отдалось по всему селу, словно из одной груди, между тем как зарево заиграло в ночных облаках и кровавым отблеском отразилось на крестах дворцовой церкви.

Поднялась та ужасная суматоха, которая и составляет главное бедствие пожара. Народ сбегался отовсюду, кричал, шумел, толкался, суетился около горящих зданий и ничего не делал, чтобы остановить быстрые успехи огня… Но суматоха продолжалась недолго. Из первых на пожар явился князь Борис с гостями и с ними Петр.

Пока Нарышкины побежали во дворец, чтобы успокоить царицу, а князь Борис с остальными гостями бросился к конюшне, помогая людям поскорее выводить лошадей, Петр мигом подбежал к избам потешных и поднял там тревогу. Через минуту, по барабану, двести человек разом высыпали на площадь перед городком и построились в правильные шеренги.

– Вперед! За мной! – звучал как труба среди общего шума молодой звонкий голос Петра. – Воды сюда! Крючьев! Лестниц! Ломай, круши все кругом, что не горит!

И с топором в руках он лез в самый огонь, он всех вел за собою, он указывал, он повелевал… Он был прекрасен и страшен. Его дядька Никита Зотов вздумал было сунуться к нему и закричать:

– Государь! Побереги себя – ведь там сгоришь!

Но Петр крикнул на него: «Прочь!» – одним ударом кулака сбил его с ног и полез дальше… Впереди всех, работая за десятерых, он подрубал стропила, разбрасывал горящие бревна! Никто из окружающих уже не смел его удерживать: в нем вдруг сказалась та страшная стихийная сила, которая потом проявлялась во всех его делах, в его неотразимой, железной воле. Горящие здания оцепили, мигом разрушили кругом их все службы и заборы, по совету иноземцев установили до реки двойную цепь людей, передававших ведра из рук в руки (как в их городах бывало на пожарах), и быстро совладали с огнем. Сгорели только две пелевни да конюшни и флигелек князя Бориса, который с двух сторон охватывало пламенем… Два часа спустя на месте горевших зданий дымилась и тлела груда обгорелых бревен, которую усердно поливали и растаскивали потешные.