Братья-соперники

За час до вечерен начались сборы во дворец. Вскрыты были сундуки и коробьи, отворены ларцы и шкатуны; вынуты были все захваченные с собою одежды – опашни и шубы, чуги и кафтаны, шапки с запанами и без запан, пояса, оплечья и застежки. Князь Василий велел сыну одеться в атласный лазоревый кафтан с финифтяными пуговицами, в которых горело по яхонтовой искорке. Пояс из золотой чешуи подтягивал его тонкий и стройный стан и застегнут был богатой пряжкой, усыпанной изумрудами и яхонтами. Поверх кафтана на плечи накинута была белая суконная шуба, с широким золотным кружевом, обшитая спереди собольими пластинами. На белой шапке, опушенной соболем, горела большая запана, усыпанная рубинами. Сам князь Василий облекся в алый кафтан, обшитый широким, тяжелым золотым галуном, а на плечи накинул шубу такого же цвета, виницейского бархата, с «золотыми травами и реками по червчатой земле». На шубе в два ряда были нашиты большие пуговицы, усаженные драгоценными камнями, и около каждой из них были приложены застежки с кистями из тяжелого золотого плетения, прекрасно дополнявшие великолепный наряд боярина.

Вот наконец раздался благовест к вечерне, и князь Василий в безмолвии опустился на колени перед своею дорожною божницей; волнение его было так сильно, что он не мог припомнить ни одной молитвы и, крестясь, все только вперял взор в лик Спасителя, от которого ему как бы слышался утешающий глас: «Его же любит Господь – наказует…» Но зато рядом с отцом, на том же ковре, стоял князь Алексей и спешно, порывисто, почти не переводя духа, читал нараспев все известные ему молитвы, прерывая их возгласами «Господи помилуй!» и частыми земными поклонами. Наконец князь Василий поднялся с колен, положил на себя последний крест и отвесил последний поклон… Обернувшись к сыну, он был поражен бледностью его лица. Князь Алексей вопрошающим взором смотрел в глаза отцу и, читая в них тревогу, говорил:

– Батюшка, мне страшно…

– Пойдем, Алешенька! Пора! Отходят вечерни.

Кареты были давно поданы, и застоявшиеся кони плясали на месте, едва сдерживаемые конюхами.

Князья уселись в кареты, уселись их спутники, и экипажи, сопровождаемые пешими гайдуками, двинулись к Святым воротам обители. Народ побежал за ними следом, а когда бояре вышли из экипажей и вместе со всею свитою, крестясь, вошли в ворота обители, за ними повалила в обитель и толпа народа. К этой толпе присоединилось и то народное множество, которое выходило из собора после вечерен.

Князей Голицыных встретил у собора тот самый стольник, который приходил к ним сегодня с приказом; он пригласил их следовать за собою ко дворцу.

Еще издали князь Василий увидел около низкого одноэтажного здания государского дворца пеструю толпу людей всевозможных сословий, чинов и званий; перед самым дворцом выстроен был полк потешных под ружьем и Сухарев стрелецкий полк с бердышами и пищалями. Под навесом крытого низкого крыльца теснились бояре и окольничие, в нарядных шубах и кафтанах, в высоких горлатных шапках. По обе стороны лестницы двумя тесными кучами стояли стольники, дворяне и гости. Как только завидели с крыльца стольника и князей Голицыных с их свитою – все смолкло в ожидании. Слышно было, как стрелецкие десятники разгоняли толпу, очищая дорогу Оберегателю и его сыну…

С первого взгляда на бояр и вельмож, стоявших под навесом, и на младший придворный чин, теснившийся около крыльца, князь Василий понял, что его ожидает недоброе. Никто из старых знакомцев его не узнавал; никто даже не смотрел в его сторону…

Но вот стольник поднимается на ступеньки крыльца – поднимается за ним и князь Василий, с трудом переводя дыхание, еле передвигая ноги и чувствуя устремленный на него взгляд всенародного множества… Эта лестница в десять – двенадцать ступеней показалась ему чуть не горою Голгофою. И еще две ступени… Но стольник остановился и остановил князей. На верхней ступени явились четыре думных дьяка и в числе их Емельян Игнатьевич Украинцев. Вперед тех дьяков выступил дьяк Автамон Иванов с бумагою и громко произносит:

– Указ государев!

Князья и их свиты снимают шапки и почтительно наклоняют головы. Налетевший откуда-то ветерок шаловливо играет золотистыми кудрями князя Алексея. Среди наступившей мертвой тишины слышно, как воробьи чиликают и прыгают по желобу под крышею…