Братья Стругацкие

«Был в Доме детской книги. Разочарован. Пришлось говорить с малышами 6–8 классов. Но им всем нравится „Пепел Бикини“. Единственное утешение. Купили бутылку водки, и я её за обедом выпил. Наташка больна. Читал ей „Барона Мюнхгаузена“. Играли в карты. Хотелось спать, а заснуть не мог долго».

В дневнике за 1959-й год значительно меньше записей об англоязычной фантастике и больше о собственных с БНом рассказах, сочиняемых под рабочими названиями, которые зачастую нелегко расшифровать. Много записей о прохождении «СБТ» по уже последним кругам ада. Много всяких встреч — с Лёвой Петровым, с Володей Ольшанским, с Зиновием Юрьевым, с Ефремовым, один раз с Ильёй Эренбургом (от «Гослита» ездил за французским переводом Нома Хироси). По-настоящему значимых событий не слишком много. Впрочем, дневник прерывается посреди года, 3 июля, категорической записью о том, что вести его дальше таким же образом автор не видит никакого смысла. Жаль — мы придерживаемся несколько иного мнения.

2 февраля по телевизору показывают фантастов. О чем-то спорят Немцов, Казанцев и Андреев. АН пишет об этом не как о событии, а просто — ему любопытно было посмотреть. А нам любопытно узнать, что тогдашнее телевидение с его очень скромной аудиторией было куда лояльнее настроено к фантастике, чем в более поздние годы (и даже в новой России).

С 16 по 30 марта — снова ненавистные военные сборы.

18-е апреля. Хочется процитировать:

«Борис прислал „Возвращение“. Ничего. Начало хорошее, надо его развивать».

4 мая напомнили звонком, что он завтра в 2 часа, то есть после уроков, выступает в школе № 71 на Большой Филёвской. Любопытно сравнить эти новые впечатления с записью о декабрьской встрече с детьми. То ли опыта набирается, входит во вкус, то ли просто настроение лучше.

5 мая. Это день рождения И. М. Ошанина:

«Немного подготовился к докладу. Прословарил 2 стр. Нома. Сделал доклад-собеседование на 45 м. Все довольны, ребята тоже. Купил „Каллисто“ Мартынова. Затем с Ленкой взяли в Пекине жратву. Поднёс И.М. набор авторучек 170 р. Пьянствовали, ели китайский чифань (в данном случае имеется ввиду просто китайская еда. — А.С). Звонила Иоффе».

А 23 мая АН провожает Лену со всеми детьми (Наташей, Машей и Лёшей) на Юг, сажает в поезд, и тут же творческая мысль начинает работать с удвоенной скоростью. Ему приходит в голову, как спасти забракованный Борисом «Букет роз». Его надо написать по принципу знаменитого рассказа Акутагавы «В чаще», где каждый излагает свою версию событий, отличную от других. Примерно так у них и будет сделано в итоговом варианте «Частных предположений».

24-го аукнется его выступление в начале мая. Один из школьников пришлёт свой рассказ:

«Получил <…> рукопись в школьной тетрадке от ученика 8 „б“ класса 71 школы Брычкова Юрия, 15 л. „Изобретение профессора Мингрони“. Написано грамотно, хотя всё сплошная хэллобобщина. Написал развёрнутый ответ».

Он ещё находит время на развёрнутые ответы мальчишкам! Любопытно было бы сегодня попробовать найти это письмо у Брычкова Юрия, 1944 года рождения…

Лето промелькнёт быстро, а осенью, наконец, состоится его полноценный переход с одной работы на другую. По зарплате разницы не было. Что тогда получал обычный редактор? Конкретно АН — одну тысячу четыреста рублей. Не так плохо, но это вам не две с половиной, а то и три тысячи офицерских на Дальнем Востоке! Могли, конечно, положить в «Детгизе» и полторы, но скорее дали ещё меньше, чем в «Гослите». Так что аргументы были не материальные. При всей своей любви к японщине фантастикой АН увлекался в то время уже куда сильнее, и хотелось ему работать по своей настоящей специальности. А вдобавок он понимал, что, находясь внутри издательства, будет иметь больше возможностей печатать то, что они с братом пишут.