Братья Стругацкие

«17.05.90 — Вчера Б. приехал думать о будущем.

19.05.90 — Обсуждали „несчастного мстителя“.

20.05.90 — Философия как НФ.

Нужна биография НМ, с родословной, подробная. История, как человек обнаружил в себе дьявола.

21.05.90 — Вчера приехала Адка. Ездили с Адоней в валютный.

22.05.90 — Ким Волошин. Делает окружающих несчастными:

1. Убивает.

2. Калечит.

3. „Просветляет“, и они гибнут в этом мире».

Что ж, «Дьявол среди людей» задуман очень близко к окончательному тексту. Однако в следующий, октябрьский приезд БНа в Москву появятся несколько иные записи:

«24.10.90 Б. приехал в Мск обсуждать ситуацию.

1. Чем кончил?

2. Этапы проявления силы.

3. Эпизоды? Война, блокада, эвакуация, детдом… диссидентство <вставлено сверху>, лагерь? Чернобыль.

3. <это описка: должно быть 4> Эволюция: непонимание — удовольствие — ужас».

Прелюбопытнейший план из четырех пунктов. Какой повести? Про Кима Волошина — «Дьявол среди людей»? Не торопитесь с ответом. Потому что это и про Стаса Красногорова тоже — «Поиск предназначения». Иначе откуда там блокада? Да и диссидентство у Кима эпизодическое… А всё остальное (не считая Чернобыля) — оказалось общим для обеих вещей.

Но на этом этапе замысел был один, и повесть предполагалась одна. Получилось в итоге две, и очень разных.

«Дьявол среди людей» — самая угрюмая, самая мрачная, самая беспросветная вещь в творчестве АБС. У главного героя нет светлых страниц в биографии, с самого детства череда кошмаров. И у жуткого мира, в котором довелось родиться герою, нет никаких шансов на спасение. Человек здесь нужен только спецслужбам, и только для того, чтобы взять его под контроль или уничтожить. А всякая перестройка оборачивается исключительно Чернобылем (Полынь-городом) или другой масштабной катастрофой. Шокирующие эпиграфы к каждой главе ещё усиливают ощущение безнадёжности. И смелая философская попытка автора персонифицировать мировое зло заканчивается признанием его непобедимости. А три варианта шуточных эпилогов — это совсем не катарсис и вызывают они только грустную мысль о явной неоконченности этой повести. Время у АНа ещё было — от апреля до октября, целых полгода, — но желания что-то переделывать уже не было, и он в конце июля передал рукопись в «Текст», поняв, что не будет больше над ней работать.

Особого внимания заслуживает образ второго главного героя — рассказчика в повести, — целиком списанный с Юры Чернякова. Включены в текст и его медицинские знания, и манера говорить, и какие-то чёрточки характера. И образ пожилого еврея-патологоанатома тоже он АНу подсказал. Так что я, наверное, не ошибся, когда предложил Юрию Иосифовичу прочесть эту повесть для современного аудиокнижного издания в рамках полного собрания АБС. По-моему, здорово получилось. Опыт дикторского чтения у Чернякова есть, а актёрское чтение — это вообще не обязательно. Куда важнее — понимание текста. А более глубокого понимания этой вещи, чем у Юрия Иосифовича, ни у кого нет и просто быть не может.

Вторая «инкарнация» этой последней повести АБС (рабочее название было замятинским — «Бич Божий») явилась миру как роман с длинным названием «Поиск предназначения, или Двадцать седьмая теорема этики» и шла к читателю намного медленнее. На то были свои причины. БН не помнит сегодня, когда им написаны первые страницы будущего романа, потому что это уже не страницы, а файлы в компьютере, а компьютеры как раз в те годы совершенствовались стремительно и менялись часто. Так что файлы черновиков сохранились (и то не все), но даты их создания невосстановимы — типичное горе от ума. Однако ясно, что уж никак не позже 1990 года появились какие-то наброски, сцены, персонажи. Летом 1991-го идёт уже вполне серьёзная работа над текстом. БН догадывается, что от АНа теперь, в лучшем случае, сможет получить полезные советы, о традиционной работе вдвоём речь уже не идёт.