Братья Стругацкие

«Здравствуйте, родные мои!

Жду — не дождусь, когда придет, наконец, приказ об увольнении. Увы, это от меня не зависит, и я теперь могу только желать и надеяться, чтобы он пришел скорее. Но ещё месяца полтора, вероятно, придётся подождать. Впрочем, помимо того, что я тоскую и томлюсь в ожидании, я ещё и занимаюсь полезным делом, которое помогает мне не замечать времени. Я пишу. Моя новая повестишка — „Четвёртое Царство“ — она же „Фиолетовый газ“ (он же лиловый) будет в полностью готовом виде числу к 22-му. Вещица небольшая, страниц на 30–40 книги небольшого формата, состоять будет из 5-ти глав, полторы из которых сделаны. В понедельник заканчиваю писать, два дня на печатание и — о, миг тревожный и блаженный! — в редакцию. Конечно, могут и не напечатать, тогда я пошлю её тебе, Борис, ты исправишь и попробуешь толкнуть где-нибудь в Ленинграде. Затем я без передышки сажусь за следующую повесть, и так без конца, пока не вернусь. Не важно, что их не будут печатать злобные и тупые редакторы, главное — я вырабатываю свой стиль, привожу в порядок свои способности выражать мысли на бумаге. А вдруг из меня что-нибудь получится?

Кстати (к слову пришлось), что бы вы мне посоветовали делать дома? Чем заняться? Конечно, в военкомате мне предложат что-нибудь, но как вообще с перспективами работы? Мне почему-то кажется, что я не пропаду. А?

Ленуська мне пишет, и я ей, довольно часто. Мамочка, ты уж напиши ей пару слов, она в таком сейчас положении, а кроме того — очень тебя любит и уважает.

Я здоров и весел, только зудит всё, хочется, чтобы скорее, скорее… а оно очень медленно. Питаюсь хорошо. Мама, следи за здоровьем. Пока всё.

Обнимаю и целую вас,

ваш Арк.

Khabarovsk 14.04.55»

Приказ подписали 9 мая — это ж надо было такой день выбрать! Точно пошутил кто-то в управлении кадров. В десятилетний юбилей Победы АН отпраздновал свою окончательную победу над воинской службой. Теперь — отныне и навсегда, — он человек штатский. Ему хотелось в это верить, хотя, конечно, потом ещё не раз дёргали и даже полновесным призывом грозились. Но всё равно он теперь — творческий работник. Официальный статус члена творческого союза (даже журналистов) он получит много позднее, но для себя уже давно всё выбрал и определил. Главное — свобода. От формы. От распорядка. От субординации. Ото всех этих опостылевших условностей. Он будет потом часто и даже с теплотой вспоминать свою армейскую молодость, но… что уж говорить, всё-таки это не его призвание.