В «Миллиарде» всё гармонично — переходы от первого лица к третьему, обрывки главок, лаконичность, точность и в то же время чувственность, осязание запаха, цвета, звуков. «Это была легкая („счастливая“) повесть, — писал Борис Натанович одному из авторов этой книги в декабре 2010 года. — Никаких кризисов, никаких заторов, вообще никаких сюжетных затруднений. Легкие роды. И времени потребовалось не много (хотя и не мало, конечно). Начали 23.04.73, закончили (чистовик) 5.12.74. Нормально. А вот что было не совсем обычно, так это скорость формулирования, пусть даже и чернового, но в главном вполне законченного сюжета. В первый же день, еще „пустые“, яловые еще, едва написав для разгона: „Фауст, XX век. Ад-рай пытаются прекратить развитие науки“, после пары часов обсуждения уже записываем: „За миллиард лет до конца света“ („…до Страшного суда“). И дальше идет список „воздействий“ на героев (Диверсанты… Дьявол… Пришельцы… Спруты Спиридоны… Союз 9-ти… Вселенная…). И более того — „нигде же бываемое!“ — в тот же день (видимо, уже вечером) пишется заявка. „Предлагаем вашему вниманию фантастико-приключенческую повесть ‘За миллиард лет до конца света’ (название условное)“. И далее вполне связный пересказ, уже можно сказать, готового сюжета с обещанием: „Рукопись может быть представлена в ноябре — декабре 1973 г.“. Никогда мы — ни до, ни после — не придумывали сюжет с такой скоростью и не писали заявок, пока вещь не готова была хотя бы наполовину. Видимо, уже „в первый день творения“ была эта повесть для нас прозрачна и просматривалась (пусть в самых общих чертах) вся, — провешена была до самой последней, финальной вешки».
11
Ай да Малянов! Ай да молодец!
Радоваться бы Открытию, откровенно радоваться.
Но тут-то и начинается тайный ход событий, отрывающий героя от его чудесного Открытия. Телефонные звонки черт знает от кого, затем посыльный из магазина, будто угадавший ход мыслей проголодавшегося Малянова и его не менее проголодавшегося кота. «Он вытирал руки, когда его снова осенило, совсем как вчера. И так же, как вчера, он сначала не поверил. Подожди-ка, подожди… — лихорадочно бормотал он, а ноги уже несли его по коридорчику, по проходному, липнущему к пяткам линолеуму, в густой желтый жар, к столу, к авторучке… Черт, где она? Чернила кончились. Карандаш здесь где-то валялся… И в то же время вторым, а вернее, первым основным планом: функция Гартвига… И всей правой части как не бывало… Полости получаются осесимметричные… А интегральчик-то не ноль! То есть он до такой степени не ноль, мой интегральчик, что величина вовсе существенно положительная… Но картина, ах какая картина получается! Как это я сразу не допер? Ничего, Малянов, ничего, браток, не один ты не допер. Академик вон тоже не допер… В желтом, слегка искривленном пространстве медленно поворачивались гигантскими пузырями осесимметричные полости, материя обтекала их, пыталась проникнуть внутрь, но не могла, на границе материя сжималась до неимоверных плотностей, и пузыри начинали светиться. Бог знает что там начиналось… Ничего, и это выясним… С волокнистой структурой разберемся — раз. С дугами Рагозинского — два! А потом — планетарные туманности. Вы, голубчики мои, что себе думали? Что это расширяющиеся сброшенные оболочки? Вот вам — оболочки! В точности наоборот!»
Считай, Открытие поднесено Малянову на блюдечке с голубой каемочкой.
Но тут вдруг появляется какая-то девушка — незнакомая, но вроде бы подруга жены, сама при этом не понимающая, зачем и для чего явилась… потом — следователь, докапывающийся до каких-то странных вещей… потом Вайнгартен — близкий друг Малянова. Вечно он что-то там такое коллекционировал — марки, монеты, почтовые штемпели, но при этом был серьезным ученым и жутко уважал Вечеровского (еще одного героя повести), потому что этот Вечеровский был лауреат, а Валька Вайнгартен до дрожи мечтал стать лауреатом. «Сто раз он рассказывал Малянову, как нацепит медаль и пойдет в таком виде на свиданку. Сам вид Вечеровского всегда приводил Вайнгартена в восхищение: невероятной красоты кремовый костюм, невообразимые мокасины и галстук!»
Короче, к Малянову ни с того ни с сего потянулись разные люди.