Братья Стругацкие

Конечно, вступая в новую «оттепель», ставшую затем могилой СССР, они очень хорошо помнили, что прежнюю, ту, наполнившую звонкими смыслами их молодость, они уже пережили на четверть столетия. Аркадий Натанович из осени 1986-го: «А что такое мы сегодня?.. Аркадию Стругацкому 61 год. У него ишемическая болезнь, ни единого зуба во рту… и он испытывает сильную усталость… Борису Стругацкому 53 года. Он пережил инфаркт, и у него вырезали желчный пузырь…» Старшему брату оставались считаные годы жизни.

И вот у них появляется возможность ударить еще раз, как следует. Вложиться в удар, укрепляя слабые сердца, наполняя бодростью и дерзостью тех, кто уже подумывает о серьезных делах. Кровь наполнилась сумасшедшей силой молодости. Кровь потекла по артериям и венам быстрее прежнего. Кровь звала на бой.

И они высказались наконец открыто. Благо время позволяло говорить прямо, без эзопова языка, публиковать то, чего раньше никто не разрешил бы печатать. В итоге родилась вещь, до отказа наполненная политической публицистикой. Чистое «художество» занимает в ней весьма скромное место. Но публицистика сделана столь основательно, что пьеса раз за разом проходит процедуру воскрешения, как только российское правительство начинает склоняться к державности, имперским идеалам, национальному романтизму. Сеть публицистики сплетена опытной рукой, а потому она не распалась на отдельные нити с исчезновением перестроечной «злобы дня».

16

Однажды вечером питерская интеллигентная семья старшего поколения да друг семьи (того же возраста) обсуждают у телевизора политические страсти. Вдруг пропадает свет и появляется некий «черный человек» в «блестящем мокром плаще до пят с мокрым блестящим капюшоном». От имени некой Спецкомендатуры СА он передает главе семьи повестку. А в ней сказано: «Богачи города Питера! Все богачи города Питера и окрестностей должны явиться сегодня, двенадцатого января, к восьми часам утра на площадь перед СКК имени Ленина. Иметь с собой документы, сберегательные книжки и одну смену белья. Наличные деньги, драгоценности и валюту оставить дома в отдельном пакете с надлежащей описью. Богачи, не подчинившиеся данному распоряжению, будут репрессированы…» Затем друзья главы семьи и его старший сын получают аналогичные уведомления, начинающиеся со слов: «Жиды города Питера!» или: «Дармоеды города Питера!» и т. п.

Послание от имени власти включает донельзя прозрачные ассоциации. СА — конечно, «социальная ассенизация», но уж очень похоже на аббревиатуру «штурмовых отрядов» из быта фашистской Германии. Обращение «Жиды города Питера!» — плоть от плоти другого обращения: «Жиды города Киева!» А оно шло первой строкой в гитлеровском документе времен оккупации. Стругацкие, таким образом, почти прямо говорят читателю (зрителю): страна имеет шансы свалиться к фашизму и юдофобии. О последней сказано прямым текстом: «У нас же юдофобия спокон веков — бытовая болезнь вроде парши, ее в любой коммунальной кухне подхватить можно! У нас же этой пакостью каждый второй заражен, а теперь, когда гласность разразилась… они заорали на весь мир о своей парше».

Люди немолодые, тертые, лихорадочно готовятся к завтрашнему дню. Звонят в милицию, названивают высокопоставленным знакомым, пытаясь избежать правительственной воли, но затем, смирившись, собирают вещи — для тюрьмы, для этапа, для лагеря. Но тут на сцене появляются молодые ребята: младший сын и его друг. Они отвечают на недоуменный вопрос родителей, почему именно им прислали «повестки»: «Приносят тем, кто выбор сделал раньше, — ему еще повестку не принесли, а он уже сделал выбор! Вот маме повестку не принесли. Почему? Потому что плевала она на них. Потому что, когда они ее вербовали в органы в пятьдесят пятом, она сказала им: нет!» А когда «черный человек» является вновь, молодые сначала пытаются его подкупить, а потом жестоко избивают, почти убивают. Сейчас же вспыхивает свет и выясняется, что «система» отменяет прежние свои распоряжения. Никому никуда больше не надо идти, можно разбирать сидора´…

Создается устойчивое впечатление: если бы вестника «системы» не избили, то бумажки с отменой старых «повесток» не были бы явлены. Нетрудно извлечь простой вывод, к которому подводят авторы пьесы. Его можно озвучить примерно так: «„Система“ одряхлела, не бойтесь, давайте ей сдачи сегодня и сейчас, каждый на своем месте. Она уступит. Она обязательно уступит». И хотя бы не вернется к Сталину.

17

Авторам «Невеселых бесед» впоследствии приписывалась какая-то особенная проницательность: разве не предвидели они события 1991 года? Разве не прямо на ГКЧП выводят мрачные сцены с «черным вестником»?