Работа переводчика нравилась ему и тогда, и много позже, когда казалось со стороны, что они с братом уже все силы отдают фантастике. Эти две его ипостаси сравнивать трудно — они слишком разновелики, — но по силе таланта, нашедшего себя и в том, и в другом, его переводы с японского — поверьте специалистам и тонким ценителям, — по силе таланта сопоставимы с прозой АБС. Весьма характерно, что серьёзные литературные достижения и в этой области АН начинает демонстрировать лишь тогда, когда они пишут уже вдвоём с братом. Как это влияло впрямую — объяснить трудно, но влияло. В период сугубо индивидуальной работы получались у Аркадия только газетные статьи, секретные документы, да стихи японских коммунистов Кумуоки, Мориты, Ватанабэ — не великая поэзия.
Совсем другая ситуация была с английскими переводами. Во-первых, у него за плечами уже был сделанный «Сталки…» Киплинга и несколько рассказов. Во-вторых, именно в этот период он запоем читает англо-американскую фантастику, книжки достаёт всеми правдами и неправдами, иногда покупает, но чаще приносят друзья — из тех, кто бывает за границей или тоже увлекается подобной литературой. С марта 1958-го он ведет дневник с практически ежедневными записями, и едва ли не большую часть всего объёма написанного составляют аннотации — буквально на каждый прочитанный рассказ или повесть. Эта своеобразная картотека идей и сюжетов, в которой мелькают и забытые навсегда и очень известные ныне имена (Саймак, Кларк, Каттнер, Бестер, Нортон, Херберт…), была прекрасным подспорьем для начинающих фантастов. И вовсе они не черпали оттуда свои замыслы, как писали потом враги и завистники — наоборот — АН тщательно просеивал всё, уже отработанное кем-то, чтобы не повторяться, и учился на чужих ошибках, и просто занимался интеллектуальной гимнастикой, оценивая ум, талант и профессионализм американцев и англичан.
Вот как, например, пересказывает он знаменитый рассказ Артура Кларка «Девять миллиардов имен бога»:
«Лама нанимает счётную машину, чтобы записать все возможные имена Бога Единого, ибо среди них должно быть и настоящее. Как только настоящее имя найдено, мир по легенде должен кончиться. Так и случилось».
Простенько так, буднично, по-деловому. А рассказ-то потрясающий. Классика мировой фантастики. И вся прелесть сюжета в том, что математик, написавший программу по поиску имён, сам не верит в чудеса. Закончив работу, он покидает монастырь, убеждённый в полном разоблачении легенды. А в ночном небе у него над головой одна за другой гаснут звёзды.
И что характерно, первый перевод с английского будет опубликован у АНа опять же в этот, новый период, когда сомкнутся две половинки критической массы и цепная реакция сделается неизбежной. Над искромётным рассказом совсем неизвестного у нас Уильяма Моррисона «Мешок» они будут работать как над своим текстом, и переводчиков будет значиться двое. Рассказ с удовольствием возьмёт Роман Подольный во второй номер журнала «Знание — сила» за 1959 год. Через несколько лет «Мешок» войдёт в антологию лучших англо-американских рассказов в 10-м томе знаменитой «Библиотеки современной фантастики».
Свою первую японскую повесть — «Блаженный Мияда» относительно современной, незадолго до того умершей писательницы Юрико Миямото АН переведёт ещё в 1957-м, а следом другую — «Шестерни» — здравствующего и популярного на родине Ёсиэ Хотта. В 1958 году обе повести включат в сборники этих авторов, изданные один в Москве, другой — в Ташкентском отделении «Гослитиздата».
В 1960-м здесь же, в «Худлите», увидят свет опять сразу две его работы: повесть Сосэки Нацумэ «Ваш покорный слуга кот» (совместно с Л. Коршиковым) и тот самый роман Хироси Нома, который познакомил его с Сановичем — «Зона пустоты», сделанный по подстрочнику Рябкина.
Всё это ещё не лучшие переводы АНа, но, безусловно, очень серьёзная заявка на новую профессию.