«Именно таким представлял я себе вход в ад. Под нами зияла пропасть глубиной в несколько десятков, а может быть, в сотню метров. Стены пропасти и её плоское дно были серо-жёлтого цвета и казались такими безнадёжно сухими, такими далёкими от всякого намека на жизнь, что мне немедленно захотелось пить. Честное слово, здесь физически ощущалось полное отсутствие хотя бы молекулы воды. Из невидимых щелей и трещин в стенах и в дне поднимались струи вонючих сернистых паров. Они в минуту заполняли кратер и заволакивали его противоположный край».
Из этой удивительной повести можно цитировать любое место как иллюстрацию событий августа 1952 года (и точно так же вторая глава — в чистом виде, без сколько-нибудь существенных искажений воспоминания БНа о его поездке с археологами в Пенджикент летом 1957-го). «Извне» — это то редкое исключение в литературе, где прототипы узнавали себя. Справедливости ради заметим, что касается это утверждение только камчатской части повести, ибо БН уверяет, что ни начальник археологической партии, ни прочие герои среднеазиатских эпизодов не опознали себя по тексту, а потому фамилии их здесь и не прозвучат. Итак, расшифровки. Персонаж повести Коля Гинзбург — это в жизни майор Клецко, начальник топографической службы. Майор Пёрышкин — в миру майор Аникеев, так и есть физрук. Майор Кузнецов —
Однако вернёмся в 1952-й. Вот они все на вершине — отчаянные молодые офицеры и сержанты. Они и в самом деле хотели спуститься в ту пропасть, но не было с собой ни веревок, ни тем более кислородных масок, а если честно, то и сил уже после восхождения не осталось. А там глубина около сотни метров, и стенки практически отвесные — это более чем серьёзно даже для настоящих альпинистов. А тут всё-таки дилетанты собрались, хоть некоторые и щеголяли полученными уже за подобные восхождения разрядными значками.
По тексту повести Адаирскую сопку покоряли всего четыре человека 2 сентября. В реальной жизни всё это случилось 9 и 10 августа, и участников восхождения на Авачу было ровно в четыре раза больше — шестнадцать человек. Именно Аркадий запечатлел на вершине вулкана группу из тринадцати восходителей, рассевшихся на каменной осыпи с палками в руках и похожих на инвалидов, выставляющих напоказ свои костыли. Ирония судьбы, но сам АН так и не сфотографировался там. Зато полученным за это восхождение значком альпиниста он очень гордился и хранил всю жизнь в специальной коробочке среди прочих своих медалей.
В первые месяцы службы на Камчатке у дивизионного переводчика работы, по существу, не было. Он использовал время для пополнения своих военных и специальных знаний, штудировал понемногу политическую литературу и, конечно, много читал на всех трех языках и переводил что-то — так, для себя, чтобы навыки не утрачивать, причем не только с иностранных языков, но и на языки. Вплоть до того, что перетолмачивал, например, на английский бог знает чьи рассказики из тонких книжек библиотечки журнала «Советский воин». «Зачем?» — спрашивали его. И он солидно отвечал: «Надо знать военную терминологию на языке вероятного противника». Ну и конечно, что-то сочинял постоянно. Что именно — никому не показывал. Впрочем, об этом чуть позже.