Братья Стругацкие

«Зимой 1954–1955 года я с родителями живу в Хабаровске. Мне уже почти четыре года. Мама с папой снимают комнату с большой русской печью и маленьким подслеповатым окном, выходящим на пустынную, заваленную снегом улочку. Утром они одеваются в военную форму и отправляются на работу, оставив меня на попечение пожилым хозяевам, которые с удовольствием со мной играют и закармливают восхитительными малиновыми леденцами из высокой прозрачной банки. Мама возвращалась домой довольно рано, а папа, всегда весёлый, оживлённый, очень красивый, приходил вечером к позднему обеду, потом играл со мной. Иногда они с мамой ходили в кино. А так как оставить меня было не на кого, то и меня брали с собой. Укутывали, так что я превращалась в огромный неуклюжий шар. На улице было темно и ужасно скользко. Ноги всё время разъезжались, я спотыкалась обо что-то, падала и громко ревела. И надо было поминутно поднимать, отряхивать и утешать это несчастное создание. Как-то раз папа сказал мне: „Вот что, Натуся, плакать от боли очень стыдно, от обиды — можно, а боль нужно перетерпеть“. Слова прозвучали очень по-взрослому и произвели на меня неизгладимое впечатление. Я больше никогда не плакала от боли. Ещё помню папины сказки, захватывающе интересные. Там бывали традиционные персонажи, но сюжеты он всегда сочинял сам. И это было здорово.

Уже много позже, в Москве, когда ко мне приходили подружки, папа по моей просьбе обязательно развлекал нас этими неожиданными историями. Он их не просто рассказывал, он их разыгрывал в лицах, по-актёрски — необычайно талантливо. Его злодеи были ужасны, как гоголевский Вий или колдун из „Страшной мести“. А добрые герои очаровательны и восхитительны. Страшное чаще всего ассоциировалось с необъяснимым, хорошее — с узнаваемым, родным, знакомым. Повзрослев, мои подруги нередко вспоминали эти удивительные детские праздники. Жаль теперь, что никто не записывал папиных историй, но кто мог это сделать? Взрослые, между прочим, никогда не допускались в комнату, где происходило волшебное действо».

А взрослым про Хабаровск и вспомнить было особо нечего. Кем там работала мама, надевая по утрам военную форму, а потом рано возвращаясь домой, сегодня установить уже довольно трудно. Ясно лишь одно: мама собиралась снова стать мамой — встречая Новый 1955 год, она была на пятом-шестом месяце и уже прикидывала, через сколько недель ей по-хорошему надо собираться в Москву. Аркадий занимался радиоперехватом, потом просто вражескими документами, в общем, достаточно активно поддерживал знание языков, но было это не слишком увлекательно, и чтобы не закиснуть, продолжал писать свои рассказы и пьесы, работал с английской прозой.