Братья Стругацкие

Прекрасная, необходимая убежденность!

Великими писателями Стругацкие стали еще и потому, что никогда не повторялись.

В апреле 1966 года они закончили в Ленинграде черновой вариант повести «Второе нашествие марсиан». Повесть писалась на одном дыхании — всё в ней отвечало тогдашнему состоянию авторов. Формально она вроде бы укладывается в развитие темы знаменитого романа Уэллса «Война миров», но, в отличие от множества литературных поделок (а только в Америке вышло не менее двух десятков так называемых «продолжений и вариаций» Уэллса), «Второе нашествие марсиан» смотрится абсолютно самостоятельной вещью. Повесть оригинальна, она естественна, она полна юмора, она и серьезными размышлениями не обделена.

«О, этот проклятый конформистский мир!»

Греческие имена, дарованные действующим лицам, никого с толку не сбивали.

Снобизм и мещанство, героизм и приспособленчество, любые другие человеческие чувства, не важно, высокие или низкие, никогда не бывают привязанными только к одной какой-то эпохе. В повести всё просто и всё сложно, как в жизни. Не сразу и разберешься. Вот, скажем, партизаны, нападающие на марсиан. Они кто — герои? А фермеры, отлавливающие этих партизан, как вредоносных крыс? Они кто — предатели?

Как разобраться? Что, собственно, происходит с нами сегодня, сейчас?

«Япет подал нам пиво, и мы заговорили о войне (речь ведется от имени некоего Аполлона, создателя очередных „записок здравомыслящего“, учителя астрономии на пенсии. — Д. В., Г. П.). Одноногий Полифем заявил, что если бы это была война, то уже началась бы мобилизация, а желчный Парал возразил, что если б это была война, мы бы уже ничего не знали… Полифем положил костыль поперек стола и спросил, что, собственно, Парал понимает в войнах. „Знаешь ты, например, что такое базука? — грозно спросил он. — Знаешь ты, что такое сидеть в окопе, на тебя прут танки и ты еще не заметил, что навалил полные штаны?“ Парал возразил, что про танки и про полные штаны он ничего не знает и знать не хочет, а вот про атомную войну мы все знаем одинаково. „Ложись ногами к взрыву и ползи на ближайшее кладбище“, — сказал он. „Шпаком ты был, шпаком и умрешь, — сказал одноногий Полифем. — Атомная война — это война нервов, понял? Они нас, а мы их, и кто первый навалит в штаны, тот и проиграл“. Парал только пожал плечами, и Полифем распалился окончательно. Представления не имею, что же еще нужно оторвать человеку, чтобы он навсегда перестал быть унтер-офицером…»

Всё как всегда.

Одни ждут, другие действуют.

«Машина была в пятидесяти метрах от меня, когда сверкнула вдруг желтая вспышка, машина подпрыгнула и встала дыбом. Раздался громовой удар, шоссе заволоклось облаком дыма. Затем я увидел, что машина словно бы пытается взлететь, она уже поднялась было над облаком, сильно кренясь набок, но тут рядом с нею одна за другой сверкнули еще две вспышки, двойной удар перевернул ее, и она всей тяжестью грохнулась об асфальт, так что я ощутил содрогание почвы своими ослабевшими от неожиданности ногами. В ту же минуту поднялась стрельба. Я не мог понять, кто стреляет, откуда стреляют, но я отчетливо видел, в кого стреляют. Черные фигурки метались в дыму и пламени и падали одна за другой. Сквозь треск выстрелов я услышал душераздирающие нечеловеческие крики, и вот уже все они лежали, распростертые возле опрокинутой машины, продолжая гореть, а стрельба все еще не прекращалась…»

Насилие, вечное, как мир.

Обосновано ли оно реалиями?

Марсиане, в сущности, ни в чем не пытаются ограничить жизнь землян. Всего-то им и надо от нас — стакан желудочного сока в день. Подумаешь, трагедия! Да сдай ты им этот сок! Выплачиваешь же ты налоги! А одноногий инвалид Полифем, к примеру, вообще убежден, что «никаких марсианиев нет, потому что жизнь на Марсе невозможна, а есть просто новая аграрная политика!».