Своеобразным концентратом двух классических проблем: соотношения целей и средств в политике и взаимодействия политики и морали в политической рефлексии Стругацких выступает проблема взаимоотношения морали и политической ответственности, во многом перекликающаяся с веберианским различением «этики убеждения» и «этики ответственности», но в то же время и отличающаяся от него.
Обращаясь к проблеме ответственности как главного критерия и ограничителя власти в понимании Стругацких, можно обратить внимание на ряд важных моментов, выводящих проблематику власти в иную плоскость рассмотрения. Первый – отсутствие системы принуждения и наказания в мире Полдня, во всяком случае, отсутствие институализированной системы. Второй – постоянное выведение во всех произведениях на первый план морального выбора. Третий – постоянно существующая дилемма: приоритет должного или приоритет ответственности.
Нужно подчеркнуть, что речь идет именно о моральной ответственности, не за последствия для себя, а за последствия для социума или минисоциума. Человек в политическом действии у Стругацких существует не в его отношениях с оценкой окружающих, а в отношениях со своей совестью и результатом своих действий для тех людей, с кем он взаимодействует.
Когда уже в 2005 году Борису Стругацкому был задан вопрос: «Как в мире Полдня решен вопрос ответственности за общественно опасные и общественно вредные проступки?», – он ответил: «Предполагали, что высшим (и самым эффективным) наказанием (расплатой) за дурной поступок для воспитанного человека будут муки совести»[347]
.В этом отношении представляется наиболее значимым рассмотрение следующих срезов данной проблемы в понимании Стругацких: l) взаимоотношения «морального негодования» и ответственности; 2) соотношение совести и разума; з) проблема ответственности за безопасность; и кроме этого 4) вопрос о применимости норм отношения человеческого общества к тем, кто его представителями не является.
3.2.1. Ответственность versus «моральное негодование»
Наиболее ярким обращением к проблеме ограниченности действия, диктуемого «моральным негодованием», является монолог Колдуна в «Обитаемом острове» в той его части, где речь идет о «нетерпении потревоженной совести», готовой заплатить за свое нетерпение войной и миллионами человеческих жизней:
Собственно, в том или ином виде этот вопрос присутствует во всех их значимых работах. Сочувствие землян к каторжникам в «Попытке к бегству» лишает последних надежды на освобождение. В диалоге сотрудников Института экспериментальной истории в «Трудно быть богом» вспоминаются поддавшиеся моральному протесту их коллеги, которых они называют «спринтерами с коротким дыханием», внедренные для изучения ситуации, пытавшиеся поднять восстание против отторгаемых ими средневековых порядков и заплатившие за это ухудшением как раз той ситуации, которую они пытались исправить: