Братья Стругацкие

Вспоминает Мария Стругацкая:

«Чудо, как я попала на последний день его жизни. Я врача спросила: „Могу я уехать?“ Он сказал: „Поезжай“. А у Егора была такая тяжелая командировка. Оставили маленького Пашку. Ему год с небольшим. Мы уехали в Амстердам, Егор читал лекции, деньги зарабатывал. И тут раздаётся звонок: вдруг его вызвали в Москву срочно. Решение принято, приступай к работе. (Именно тогда его ввели в состав правительства. Он работал в группе по подготовке выступления Ельцина по экономической политике на Пятом съезде народных депутатов РСФСР. А уже в ноябре Егор был назначен заместителем Председателя правительства РСФСР по вопросам экономической политики, министром экономики и финансов. — А.С.) Мы хватаем чемоданы. Трудно было с билетами, рейсов нет, ничего не меняют. Летели как-то через Скандинавию. И вот, прилетаем в Москву, а мама говорит: „Всё, Маша, это конец“. Она ночь с ним сидела. А потом уже не подходила к нему. Она его мёртвым и не видела — не захотела. Если б Егора не вызвали, я бы не попала в этот день. Мы прилетели 11-го. 12-го днём его не стало. Но он уснул. Он умер во сне. А мы с врачом всё время сидели с ним рядом…»

Как свидетельствует Юрий Черняков, в последние три дня он уже почти всё время лежал и очень мало говорил.

Умер АН без десяти два пополудни 12 октября 1991 года.

Прощание состоялось в среду 16 октября в крематории Донского кладбища. Я разыскал запись об этом в своём дневнике и перечитал её, как чужую:

«В половине 1-го был на Шаболовке. Встретил сначала Покровского, а потом много других людей. Всего было, думаю, человек 200, а может быть, и меньше. Всё как-то очень нелепо. Обыденно до нелепости, грустно до нелепости, долго до нелепости, холодно до нелепости и нелепо до боли… Какие-то разговоры всё время, даже деловые, и сигарета за сигаретой, потом гора цветов у него в ногах, и речи над гробом, и в последний момент перед тем, как опустили крышку — из-под савана два нелепых жёлтых ботика со стоптанными подошвами, и музыка, и чьи-то слёзы, и… всё.

Потом все как-то очень быстро и по-английски разошлись. Я только с Сашей Етоевым попрощался, а с Пашей Кузьменко мы безумно долго ждали трамвая. Наверно, правы были те, кто в этот день пошёл пить — несколько было таких компаний, а я ни к одной не примкнул — работать, мол, надо. Но за весь вечер сделал страниц 10, до нелепого мало (речь идёт о редактуре, считаю я нужным пояснить сегодня), совсем работа не шла… А ближе к ночи ужасно болела голова».