«Мой первый семинар был в 78-м. Обсуждали Рыбакова. Я ещё не знал, что он любимчик БНа, я всё раздолбал и, кажется, совершил какую-то бестактность. А вообще, когда решали, оставлять человека в семинаре или нет — об этом не говорили вслух — то обязательно пытались понять, не связан ли он с КГБ.
„Боря, — говорил БН Штерну, — что вы пишете какую-то странную прозу — написали бы вы производственный рассказ“. И он написал. В ГБ так не умеют.
Проверяли и меня. Я написал „Стеклянный рубль“ и тоже оказался не из ГБ.
С тех пор мы подружились с БНом. Конечно, как ученик с учителем.
БН — великий педагог. В семинаре было человек сорок, но графоманов не было. А сегодня… Это даже не графоманы. Они просто ходят посмотреть на БНа, чтобы потом было что рассказать друзьям и потомкам.
А в том, старом семинаре каждый — от мало-мальски способных до по-настоящему талантливых — искренне считал себя любимым учеником… БН умел создать такое ощущение у каждого — буквально одним словом, или вообще без слов — одним сопряжением глаз. И не потому, что он великий актёр, а потому что в каждую данную минуту он именно так и относился к каждому из нас.
А вот один случай — не про семинар — просто черточка к характеру БНа.
В 1989-м я был среди тех, кто создавал первый издательский кооператив в Питере — „Автограф“ при Ленсовписе. Я чувствовал, что меня оттуда выкинут в итоге, но пока была возможность, работал — и денег срубить, и вообще — интересно. Четыре месяца продержался. И вот на втором месяце я понял: надо что-то придумать. Слова „пиар“ тогда не было, я сказал: „Нужна пропаганда“. Предложил провести акцию в Сосновом Бору с участием БНа. На него там клюнули. И вот прихожу с этим к мэтру, мол, надо выступить от кооператива „Автограф“. А ничего ещё нет — похвастаться совершенно нечем. БН спрашивает: „На чём поедем?“ „На электричке“ „Да я могу и на машине, — говорит, — только вы мне скажите зачем“. Я опять начинаю свою песню про замечательный кооператив. „У меня единственный вопрос, — перебивает БН, — это кому надо, лично вам?“ „Если честно, это нужно именно мне“. „Тогда поехали“.
Вообще БН — человек дистантный, он умеет вежливо, но твёрдо отказать. Вот, например, какой-то молодой принёс тяжеленную рукопись, а БН — технарь, он так не может: „Я не читал, но скажу“, и он прочёл, через две недели возвращает со словами: „Проделана большая работа“. Молодой и так, и так: „Ну а вот это? А вот то?..“ „Я же говорю: „Проделана большая работа““. И всё.
БН поначалу кажется более чёрствым, чем он есть, на самом деле он гораздо более ранимый человек. Очень ощущается, что он не гуманитарий, а точник — отсюда прагматизм. Но отсюда и мудрость, пришедшая, конечно, с возрастом. „Мудрость — это опыт, который нельзя передать словами“, — БН любит повторять эту древнюю восточную истину. А из неё следует: даже превзойдя в чём-то учителя, ты остаёшься его учеником. И навсегда остаётся пиетет.
Минуло три десятка лет, и уже всё, всё не то. БН не стал худшим педагогом, ученики стали другими, тогда нам хотелось учиться — сейчас люди приходят потусоваться. Когда семинар начинался, туда шли те, кто не мог молчать, потому что своими откровениями даже не с кем было поделиться. Грань пролегла через 91-й год — всё слишком резко изменилось. Но совсем учёбы не стало после 95-го. До этого была ещё инерция. А вот когда книги стали выходить быстрее, чем пишется нормальная рукопись…
„Ты пришел в семинар, как в храм, или просто из любопытства?“ — это был нормальный вопрос. Не институт, а именно храм. БН был садовником, который не подстригал, а только поливал. Пусть расцветают все цветы. А сейчас один целлофан остался, поливай его не поливай — что там вырастет?
Он собрал генерацию талантливых людей и сумел их сплотить. Мы все вынужденно дружим, потому что он всё-таки собрал людей порядочных, непорядочные выпадали сами.
Он уже спрашивает иногда: „А нужен ли семинар?“ Ему всё труднее. „Как клуб — безусловно, нужен“, — говорю я. И потом, он же подпитывается от нас. Это нормально для любого учителя. И, соответственно, старожилы ему уже не так интересны. Мы созваниваемся и с ним, и между собой, мы варимся в этом соку, но БН уже всё знает про нас, хотя, быть может, он и ошибается.
Семинар не то чтобы умирает, он просто стал другим, ёлка хороша в Новый год, ну, в Старый Новый год, а теперь уже вишня расцвела…»