Братья Святого Креста

Рыцарь между тем, казалось, был сильно тронут моими словами. Он поклонился мне с достоинством и сказал:

— Я принимаю твое предложение и еще раз благодарю тебя. Если когда-нибудь тебе понадобится помощь рыцаря Корнелиуса Валька, — ты смело можешь на то рассчитывать… Теперь я убедился, что нельзя полагаться на слухи…

— А что же говорят обо мне?.. — засмеялся я.

— Прости, повелитель, — но имя Старца горы наводит трепет на все народы…

Старец горы — это было прозвище, носимое властителем Аламута и перешедшее, следовательно, и ко мне.

— Старец горы не стар еще, — пошутил я, снимая шлем.

Рыцарь отшатнулся, взглянув на мое лицо, и не мог скрыть явного смущения, овладевшего им.

— Прости, — проговорил он, — и не сердись, если я попрошу тебя отпустить меня тотчас. К сожалению, я не могу воспользоваться твоим гостеприимством…

Я был удивлен несказанно: я видел усталость и изнурение рыцарей, видел, с какой радостью согласились они принять мое предложение, так резко отвергаемое теперь.

— Ты оскорбляешь меня, рыцарь! — вскричал я, едва сдерживая гнев. — Объясни мне причину твоего отказа!..

— Как твое имя? — спросил тот, устремляя на меня взгляд, в котором виднелись и страх и как бы сожаление ко мне.

— Хотя Старец горы, — отвечал я, — и не должен иметь имени, но я скажу тебе свое: я Измаил-бен-Алия!.. Доволен ли ты?..

— А ты знал кавалера Лакруа? — опять спросил рыцарь, всматриваясь в меня.

— Нет!

В моих словах было столько искренности, что рыцарь поколебался.

— Будь по-твоему, хотя все это очень и очень странно!..

Он задумался.

— Ты все продолжаешь отказываться? — спросил я.

— Я не могу отказаться!.. Прости, если я оскорбил тебя напрасным подозрением!..

— Объясни, рыцарь, в чем дело, прошу тебя!.. Я даже могу требовать этого!..

— Правда!.. Видишь ли, один из храбрейших наших рыцарей, благородный кавалер Лакруа, пропал без вести… Спустя некоторое время прошел слух, что он изменил своей вере, изменил св. кресту и сделался начальником людей, называемых нами ассасинами или, по-вашему, измаили-тами. Утверждали, что он-то именно и есть тот, кого называют Старцем горы…

— Что же дальше? — спросил я, сильно заинтересованный.

— Я знал благородного кавалера Лакруа… Голос твой показался мне знакомым. Когда же ты открыл свое лицо, я был поражен невыразимой печалью, увидев перед собою кавалера Лакруа!..

— Неужели я так похож на него?..

— Ты его двойник!.. Но теперь, когда я лучше всмотрелся в твое лицо, я и сам начинаю думать, что ошибся. В твоем лице есть что-то особенное, оно способно внушать страх… Нет, не такое лицо было у кавалера Лакруа!..

— Но если б я действительно был тем самым Лакруа, неужели это заставило бы тебя отказаться от моего гостеприимства?..

— Конечно!..

— Но почему же?..

— Принять что-либо от изменника, от человека, отрешившегося от своей религии и от своего народа!.. Для рыцаря это невозможно!..

«Изменить религии» — эти слова были чужды сердцу человека, не имевшего никакой религии!..

— Я рад, что подозрения твои рассеялись, хотя я и поступил бы, быть может, иначе! — отвечал я. — Будь же моим гостем!..

Мои слуги помогли рыцарю снять доспехи и провели его в то помещение, которое занимал я, будучи гостем Мегди.

Сопровождавшие рыцаря Корнелиуса воины были поручены заботам федаев, и, наконец, согласно моему приказанию, в лагерь крестоносцев отправлены были тотчас обильные запасы провизии.

Вечером я пригласил рыцаря Корнелиуса и сопровождавших его к себе на пир. Подобно Мегди, я пользовался волшебными садами для того, чтоб переносить туда находившихся под влиянием гашиша неофитов — там они испытывали все наслаждения, обещанные Магометом правоверным, и потом, снова перенесенные в бесчувственном состоянии в свои жилища, они не могли решить, видели ли они все бывшее с ними наяву или во сне. Но память об испытанном была в них так сильна и жива, что они готовы были на все, лишь бы вновь пережить чудные мгновения. Я отдал соответствующие приказания, чтоб устроить для своих гостей именно такой праздник, какой я устраивал для федаев.

Этим праздником я хотел доказать моим гостям, что никакая религия не предохранит человека от увлечения в жизни… Я хотел доказать, что человек облечен телом для того, чтобы брать от жизни все, что она дает…

Волнения, сопряженные с событиями последнего времени, особенно же отношение, выказываемое мне Агнессой — все это волновало меня и поглощало все мои мысли. Теперь, когда я был уверен, что именно я заместил старого Мегди, я смотрел на подчиненных мне, как на слепых исполнителей моей воли…

Не я ли видел, как по мановению руки старого Мегди двое цветущих юношей лишили себя жизни, пылая радостной надеждой на будущее и ни секунды не задумываясь над страшным, роковым шагом, который они совершали!..

День кончался. Я обошел сады и убедился, что все исполнено согласно моему приказанию.

Из предосторожности я обошел и крепостные стены. Я не замечал сумрачных лиц встречавших меня федаев и не видел тонкой улыбки старого Мегди, когда он выслушивал мои приказания.

Я был властелином, которому слепо повиновались…

Чего было мне опасаться?..