После нескольких дней, проведенных в плоскодонной лодке, мы пересекли влажные участки болот, сражаясь с тучами насекомых, и наконец приплыли к деревне, в которой жила та мудрая женщина. Ее звали Харма, и, несмотря на надежды моего господина, она оказалась смертной.
Маленькая, беззубая и невероятно добрая. Она жила в доме из дерева и тростника на берегу широкой медленной реки. В своем невежестве мы прибыли на болота во время Луны Волка, в самом начале сезона дождей. Харма приютила нас в своей хижине, и мы вместе с ее большой семьей провели там весь долгий сезон не прекращавшихся бурь – в ужасной тесноте и жутких условиях.
Поначалу мне показалось, что страна болот очень похожа на Долину Змея, что не позволяло мне чувствовать себя спокойно, однако это место было столь огромным, что уже само по себе могло считаться отдельным миром. И чем больше времени мы проводили среди влажных, отвратительных болот, когда дождь барабанил по соломенной крыше – или моей голове, если я покидал хижину целительницы, – тем чаще я думал, что вот-вот сойду с ума. Но как только начался сезон дождей, реки разлились, и мы не могли уплыть обратно. Если бы Харма и ее семья нас не приютили, мы бы не выжили.
Так уж получилось, что мы провели три полных луны среди этих добрых людей, под спутанными кронами деревьев. Лианы, похожие на змей, свисали почти с каждой ветки, бок о бок со смертельно опасными рептилиями, которые выглядели как лианы.
Большая часть ночей сопровождалась криками обезьян и нескончаемым щебетом птиц, но в этой жуткой стране смертельно опасными были не только змеи. На самом деле некоторые болотные существа оказались лишь немногим менее страшными, чем Червь, чья кровь обожгла моего господина. Кокиндриллы, защищенные броней, длинные, как карета, запряженная парой лошадей, плавали в мутной воде всего в броске камня от дома Хармы. Однажды я увидел пятнистую кошку размером с пони, острозубого охотника, который, как предупредила нас целительница, способен лазать по деревьям и спрыгивать на своих жертв сверху.
К счастью, большую часть времени я проводил в хижине Хармы, ухаживая за Хакатри, ведь в болоте смерть подстерегала со всех сторон. Во время сезона дождей один из сыновей целительницы едва не попался какому-то хищнику – он спасся, но мы так и не узнали, кто его едва не схватил, а одного из многочисленных внуков утащили ганты, больше его никто не видел. Многие говорят, что земляные гоблины северных равнин – самые ужасные существа, но они бледнеют перед гантами, которые выглядят как огромные, размером с человека, крабы, но могут стоять на задних ногах, точно обезьяны, и живут в жутких гнездах, слепленных из глины и слизи.
Но гораздо больше меня беспокоили перемены, которые произошли с моим господином в течение длинного сезона дождей.
– Мои сны, Памон, – сказал он однажды. В то утро он не смог подняться с постели. – Что-то произошло со мной в ту ночь, в океане, когда мы дрейфовали над Зеленой колонной, и с каждым днем сны становятся все сильнее.
– Неужели, милорд? – Я не мог в это поверить. Хакатри рассказал мне так много странных историй из своих видений, вызванных кровью дракона, что я уже представить не мог ничего более необъяснимого.
– Теперь кто-то или что-то меня зовет, – ответил Хакатри, когда я у него спросил. – И в этом состоит отличие от других снов, пусть они и безумны, – тут что-то более реальное и могущественное. Я часто вижу высокую бледную фигуру, похожую на женщину в белых одеяниях, которая меня ждет.
У меня по спине пробежал холодок.
– С тех самых пор, как вы впервые мне о ней рассказали, я думал, что она похожа на королеву хикеда'я.
Хакатри покачал головой.
– Я не думаю, что это Утук'ку. Я не вижу серебряной маски в моих снах, а иногда фигура превращается в нечто другое, словно кто-то поднял вверх палец, чтобы меня предупредить.
– Но вы сказали, что сон зовет вас. Как он может еще и предупреждать? – спросил я.
Измученный Хакатри опустился на постель, хотя день только начался.
– Я не знаю, Памон. Я даже не понимаю, настоящий он или ко мне подступает безумие. Иногда кажется, будто отвратительная кровь дракона прожгла меня насквозь и проникает в мои мысли, даже когда я бодрствую, – как если бы она уничтожила все, что было во мне до посещения Долины Змея.
– Не говорите такие вещи, господин! – в ужасе ответил я. – Вас наполняет отчаяние. Вы остались самим собой. И я один из тех, кто знает это совершенно точно. Вы та же личность, хотя вам приходится переносить страдания, какие не должны выпадать никому.
Его голова каталась по циновке из тростника.
– Если честно, я больше не уверен, что способен отличить настоящее от воображаемого. Говорю я с тобой или с каким-то Памоном из сна, воспоминанием из прошлой жизни?
– Милорд, никогда не произносите подобных вещей! – И хотя я понимал, что поступаю жестоко, я взял его руку. Он поморщился от моего прикосновения. – Боль реальна – как и я. – От его страданий на глазах у меня выступили слезы, но я сжимал пальцы Хакатри, пока он не отобрал руку. – Я настоящий, милорд. Никогда не сомневайтесь в этом.