Я проснулся с криком, пытаясь ладонями сбить с себя огонь, который поднимался вверх по моим ногам, – и тут только понял, что пламя ненастоящее. Но оно
– Что это было, Памон? – спросил он.
– Я не знаю, милорд, – задыхаясь, ответил я. – У меня возникло ощущение, будто кто-то облил меня кипящим маслом. Это был лишь сон, я полагаю, но мне показалось, что он не отступил даже после того, как я проснулся.
– Мне очень жаль. – Лицо Хакатри стало мрачным, но в тот момент я не понял причины.
Мое сердце билось так быстро, что заболела грудь, а легким не хватало воздуха. Прошло много времени, прежде чем я позволил себе снова заснуть.
Я не только в тот раз стал участником снов моего господина. В следующие дни я часто просыпался от ужасных видений, всякий раз замечая, что лорд Хакатри мечется во сне от собственных кошмаров, и все сильнее убеждался, что разделяю с ним некоторые из них, хотя не мог понять, как такое могло быть. Меня преследовали не только жуткие сны о том, что я горю. Иногда, в особенности на грани сна и бодрствования, казалось, будто я совсем не сплю, а куда-то соскальзываю сквозь вуаль, окружавшую наши жизни, в нечто иное – вечное и непостижимое. Это пугало по-настоящему – какая тонкая черта отделяла состояние бодрствования от неизведанных заливов безумия.
Однажды рано утром я проснулся и обнаружил, что Хакатри встал и ходит по лагерю. Он лихорадочно складывал наши вещи, словно собирался бежать от какой-то опасности, но выглядел скорее взволнованным, чем встревоженным.
– Вставай, Памон, вставай! – сказал он, когда я сел и принялся тереть глаза. – Я знаю нужное нам направление! И где находится Белый Призрак!
– И вы мне расскажете, милорд? – спросил я.
– Даже лучше – я покажу! К лошадям! Она меня ждет!
Я покорно собрал кухонные принадлежности и остальные вещи, которые вечером достал из седельных сумок, и приготовился ехать дальше. Не успел я взобраться в седло, как Хакатри прижал каблуки к бокам своей лошади и поскакал вперед, и мне пришлось сильно постараться, чтобы от него не отстать. Вокруг нас клубился утренний туман, и временами казалось, будто я скачу в полном одиночестве, преследуя нечто менее определенное, чем лорд Асу'а.
Уже почти наступил полдень, когда туман исчез, а Хакатри добрался до вершины невысокого холма, остановил лошадь и позвал меня.
– Вот, Памон! Разве я не говорил тебе? – Его голос наполняла такая радость, что я встревожился.
Что бы он ни нашел, оно вело нас много дней, я испытывал мрачные опасения, когда следовал за Хакатри, и они лишь усилились, когда мне удалось его догнать.
Перед нами, точно огромное блюдо, расстилалась равнина, и впервые я сумел различить смутную тень великого леса Альдхорт, который опоясывал северную сторону лугов, и удивился, что нам удалось преодолеть такое огромное расстояние за последние несколько дней. Но еще сильнее меня поразили очертания узкой скалы из камней и земли, возвышавшейся над травой, подобно фигуре в светлых одеждах.
Но никакое живое существо, гигант или даже дракон не могло быть таким высоким: скалистая вершина уходила в небо, угловатое основание походило на нижнюю часть колонны, хотя стороны и вершина густо заросли травой и деревьями. Скала поднималась из неглубокого озера, окружавшего ее, точно ров, но это был не замок, и ее форму определили не руки смертных или бессмертных, более всего она напоминала палец огромного скелета, и я почувствовал, как меня пробирает дрожь.
– Что это? – воскликнул я.
–
Я никогда прежде не видел этого места, но знал его историю так же хорошо, как про Побег из Сада или смерть Ненаис'у. Много Великих лет назад два клана народа моего господина, зида'я и хикеда'я, встретились на вершине Скалы Прощания, чтобы договориться о разделении, и с тех пор этот момент называется Прощание. Утук'ку повела своих людей обратно в Наккигу, где они нашли приют среди огромных гор, объявив, что больше никогда не будут жить с Дженджияной и ее кланом. После Сесуад'ры для бессмертных, что когда-то пришли из Сада, все изменилось.
– Но почему мы здесь, господин? – спросил я. – Тут же никого нет.
– Да, людей нет, – ответил Хакатри и направил свою лошадь к огромной колонне из камня и земли. – Но она всегда была живой – и она меня зовет.
И он снова пришпорил Серого, заставив меня перевести своего скакуна в галоп, чтобы не упустить их из вида.