Братья Волф. Трилогия

— Ты за мои ноги не волнуйся, — продолжает Руб, — хотя они теперь из-за тебя болтаются.

— Ой, бедняжка.

— Вот-вот.

Клянусь.

Братья.

Мы странные.

Тут он мне не уступит ни дюйма, но в большом мире будет защищать меня до смерти. Страшновато, что и я такой же. Кажется, мы все таковы.

Воздух зияет молчанием, потом мы начинаем разговор, не глядя друг на друга. Лично я рассматриваю пятно на стене и размышляю: «Что это такое? Что там за дрянь?» А Руб, чую, поставил ноги на стол и упирается коленями в подбородок. Его взгляд, как представляется мне, устремлен вперед, на старые цементные ступени.

— Головорез Хэрри, — заговариваю я.

— Ага.

— Думаешь, он достойный соперник?

— Может быть.

Потом, прямо посредине всего этого, Руб сообщает:

— Я им расскажу.

Перед этими словами нет паузы. Руб говорит все ровно, на одном дыхании. Поверить, будто он это только что придумал, никакой надежды. Это решено давно.

Трудность тут одна: я вообще не врубаюсь, о чем речь.

— Расскажешь кому что? — осведомляюсь я.

— Ты что, правда такой тупой? — Он поворачивается ко мне, рожа свирепая. — Родакам, дуболом.

— Я не дуболом.

Терпеть не могу, когда он меня так зовет. Дуболом. Пожалуй, даже хуже педика. Сразу представляется, будто я жру чипсы и дую «Горькую Викторию», и у меня пивное пузо размером с Эверест.

— Короче, — нетерпеливо продолжает Руб, — я расскажу предкам про бокс. Мне надоело прятаться по углам.

Я замираю.

Обдумываю.

— И когда ты им скажешь?

— Прямо перед нашим с тобой поединком.

— Рехнулся?

— А что такого?

— Он не пустят нас драться, и Перри нас убьет.

— Пустят. — У Руба есть план. — Мы пообещаем, что это будет последний раз, когда мы деремся между собой. — Может, это от его тоски по настоящей схватке? Сказать родичам? Рассказать им правду? — Да они все равно не смогут нас удержать. Зато увидят нас, что мы такое.

Что мы такое.

Я повторяю это про себя.

Что мы такое…

Потом спрашиваю.

— Что мы такое?

И тут тишина.

Что мы?

Что?

Странность этого вопроса в том, что совсем недавно мы точно знали, что мы такое. Трудность с тем, кто мы такие. Мы были хулиганы, домашние драчуны, пацаны — и все. Мы знали, что означают эти и подобные слова, но слова «Рубен и Кэмерон Волфы» оставались загадкой. Мы понятия не имели, куда идем.

А может, все не так.

Может, кто ты — это и есть, — что ты такое. Не знаю.

Я знаю одно: вот сейчас мы хотим, чтобы нами гордились. В кои-то веки. Мы хотим ввязаться в эту битву и подняться над ней. Охватить ее, прожить и вынести. Положить в рот, распробовать на вкус и никогда его не забывать, потому что этот вкус делает нас сильнее.

И тут Руб вскрывает меня.

Он рассекает мое сомнение от горла до бедра.

Он повторяет вопрос и отвечает.

— Что мы такое? — Короткий смешок. — Поди знай, что они себе увидят, но если придут и посмотрят, как мы деремся, они поймут, что мы — братья.

Вот оно!

Вот это мы такое — может, единственное, в чем я могу не сомневаться.

Братья.

Все хорошее, что в этом есть. И все плохое.

Я киваю.

— Ну, значит, рассказываем? — Теперь Руб смотрит на меня.

Я его вижу.

— Ага.

Решено, и, должен признаться, лично я этой мыслью одержим. Хочется тут же побежать и рассказать всем. Просто чтобы выпустить наружу. Вместо этого я стараюсь думать о том, что мне предстоит прежде. Мне предстоит выдержать три своих боя и посмотреть, как дерется Руб, и как действуют против него соперники. Мне нельзя допускать те ошибки, которые допускают они. Мне надо продержаться до конца, и ради Руба я должен дать ему настоящий бой, а не подарить очередную победу.

В следующей схватке я, к собственному удивлению, побеждаю — по очкам.

Сразу после меня Руб отправляет Головореза на койку — в середине четвертого раунда.

Через неделю я проигрываю в пятом раунде, а последний перед схваткой с Рубом бой выдается хорошим. Деремся в Марубре, и, вспоминая свой первый матч, я на этот раз выхожу на ринг и бью без малейших колебаний. Я больше не боюсь огребать. Может, я привык. А может, просто знаю, что для меня все скоро закончится. Парень, с которым мы боксируем, не выходит на последний раунд. У него ватные ноги, и я ему сочувствую.

Я знаю, каково это — когда не хочешь выходить на последний раунд. Знаю, каково это — изо всех сил стараться просто устоять, куда там даже подумать о том, чтобы бить самому. Я знаю, каково это — когда страх сильнее физической боли.

Позже, наблюдая за поединком Руба, я кое-что замечаю.

Я обнаруживаю, почему никто не может его побить и даже не имеет шансов. Просто никто из соперников и не думает, что может его победить. Не верит в это и не хочет этого с нужной силой.

Чтобы выстоять перед Рубом, нужно верить, что можешь его побить.

Проще сказать, чем выполнить.

— Эй, Кэм?

— Пора бы уже.

— Что пора?

— Тебе начать разговор.

— У меня есть что сказать, кое-что важное.

— Ну?

— Завтра сознаемся.

— Ты уверен?

— Да, уверен.

— А когда?

— После ужина.

— Где?

— На кухне.

— Заметано.