Братья Волф

Пес садится, и я в первый раз глажу его — жесткую, свалявшуюся шерсть, все еще дерзко торчащую в небо. Мне нравится чувствовать пальцами ее крепость. Ее истинность.

Потом я думаю о глазах.

Я заглядываю в глаза пса и жду, пока они загорятся в моих.

Глаза голода. Глаза жажды.

Мне хочется остаться, но нет, я тихо убираю руку и отворачиваюсь.

Отвернувшись, я говорю глазам. Я киваю и говорю: «Спасибо», — понимая, что остаток дороги мне предстоит пройти одному.

В конце дороги ждет человек, но прежде чем пойти туда, я еще раз оборачиваюсь, напоследок.

Я не особенно ожидал увидеть пса на том же месте, но он еще не ушел. Он заслужил этот миг. Он привел меня сюда, и теперь мой долг перед ним — идти дальше и закончить дело. Пес заслужил кормежку, и я шепчу:

— Голод вел меня сквозь эту ночь. — Голосу меня дрожит. — Голод, вот кто. Ты…

Он слышит мои слова и отворачивается, покидая меня.

Грубый, жесткий и настоящий, как чувство во мне.

20

Надо отдать ему должное.

Руб наутро не просто встал на ноги, но и отправился с нами на работу. Он был черный от синяков, и раны то и дело принимались кровоточить, но он все равно поехал и работал, насколько хватало сил. Думаю, на свете немного найдется людей, чтобы после таких побоев наутро поднялись и могли работать.

Потому что это Руб.

Больше ничем я объяснить это не могу.

Они так вздорили утром с отцом, что перебудили весь дом, но в итоге Руб настоял на своем. Миссис Волф просила, а правильнее сказать — умоляла его поменьше болтаться вечерами, и против этого он никак не мог бы возразить. Он все пообещал, мы погрузились в фургон и отвалили.

Только уже после обеда Руб спросил про кое-какие нечеткие детали ночных событий.

— Ну а далеко пришлось, Кэм?

Его слова подошли и встали передо мной. Они хотели правды.

Я бросил работу.

— Далеко что?

— Ты понял. — Он высмотрел себя у меня в глазах. — Далеко ты меня вчера тащил?

— Ну, прилично.

— Всю дорогу?

Я кивнул.

— Прости, — сказал он, но мы оба знали, что это ни к чему.

— Чего там, — отозвался я.

Остаток дня пролетел довольно быстро. Я поглядывал, как там Руб, и понимал, что с ним все равно все будет как надо. Такой уж он человек. Пока жив, у него все в порядке.

— Ты чего глядишь? — спросил он, заметив, что я за ним наблюдаю, погруженный в свои мысли.

— Да так.

И мы даже позволили себе посмеяться, особенно я, потому что я зарекался попадаться на разглядывании людей. По-моему, подсматривать — не такая уж дурная привычка. Вот попадаться — это надо изживать.

Когда мы вернулись домой, Октавия уже ждала. При виде Руба лицо у нее стало точно такое, как ночью у Сары.

— Не спрашивай, — упредил он, проходя мимо.

Увидев меня, Октавия, кажется, обрадовалась, что я не в таком же состоянии. И спросила одними губами:

— Что случилось?

— Потом расскажу, — ответил я.

В комнате на моем столе меня ждал подарок. Старая пишущая машинка стального цвета с черными клавишами. Я замер и рассматривал ее с нескольких шагов.

— Нравится? — раздался голос позади. — Я увидела ее в секонд-хенде и поняла, что надо купить.

Она улыбнулась и тронула меня за локоть. — Она твоя, Кэм.

Я подошел, потрогал. Пробежал пальцами по клавишам, почувствовал их отзыв.

— Спасибо. — Я обернулся к ней. — Спасибо, Октавия. Чудесная штука.

— Отлично.

Тем временем Сара говорила по телефону со Стивом. Назавтра предстояла полуфинальная игра, и мы с Октавией решили сходить. Я никак не предполагал, что Стив еще нынче вечером приедет к нам.

Мы с Октавией сидели на крыльце, и тут он подкатил на машине. Подошел к нам.

— Привет, Октавия, Кэм.

— Привет, Стив.

Я поднялся на ноги, и мы глядели друг на друга и оба вспоминали наш последний разговор на этом крыльце. В этот вечер, однако, лицо Стива было раскрошено, как тогда, на стадионе, еще в самом начале зимы.

— Я знаю, что случилось вчера, — начал он, — Сара рассказала.

— Пришел Руба проведать? — спросил я. — Он в постели, но, наверное, еще не спит.

Я потянулся открыть дверь, но Стив не хотел входить.

Он стоял передо мной, не двигаясь.

— Что? — спросил я. — Что?

Его речь была отрывистой, но спокойной.

— Я не Руба проведать — я к тебе.

Октавия поерзала на диване, а я не отрываясь смотрел на Стива.