Братишка

Я молча кивнул, всё так и было. Мы с моряком были в белых маскхалатах, шили из простынь взятых у полицаев, швейные принадлежности я тогда тоже взял. У нас четыре костюма было пошито, на себя я сам шил. Свой из дома в поездку не брал, вот и пришлось портным заделаться. Так что в чём в разведку ходить, у нас было. Немедля мы собрались, я вставил в рот пленных заранее заготовленные кляпы, и мы двинули дальше. Майор сапёрный войск нашёл на пути две сигнальные растяжки и снял их, так что мы прошли немцев незаметно, на морды коров тоже торбы нацепили, чтобы они нас не выдали и так и двинули дальше. Не знаю где позиции наших войск, но мы по только дну оврага отмахали километров восемь, а потом ещё сколько-то по полю и по лесу, в нём и остановившись на отдых. Выбрались для этого на утканную грузовиками дорогу и встали рядом с ней, по следам наши машины, водилы сходу это определили. А перед рассветом, мы у костров грелись, послышался гул моторов. В сторону передовой двигалась транспортная колонна из шести «полуторок» и восьми «Захаров». Мы их остановили, начальник колонны, увидев генералов и узнав, что мы вышли из немецкого тыла, со сбитого самолёта мы, сразу доложил, что от линии фронта мы отмахали почти на двенадцать километров и рядом находился штаб стрелкового корпуса, подразделения которого и держали тут оборону. В общем, машины отвезти нас не было, все гружённые, но выделили проводника, вот тот и сопроводил нас к деревне, где этот штаб и располагался. Действительно недалеко, около трёх километров. Всё это время я бегал вокруг своей добычи и пленных, не сомкнув глаза, следя чтобы ничего не повредили, и всё было в целостности. Особенно посуда, слишком хрупкий груз. Так что когда мы добрались до деревни и, опознавшись с постами на въезде прошли к зданиям штаба, генерала уже подняли и описали, кто вышел к ним, сообщив, что в числе вышедших и моя персона имеется.

В общем, нас завели на участок большой избы, где и квартировал генерал-майор, командир корпуса. Кстати, с Росляковым они были знакомы и поздоровались как старые приятели. Меня тоже ему представили, так что я с солидным видом подошёл и пожал ему руку, сказав, что тоже рад видеть своих. Мол, наконец, вышли из тыла противника. И вот тут случилась беда. Даже БЕДА. Внезапно выскочивший из-за угла избы полуодетый боец, в одних галифе, валенках и исподней рубахе, с непокрытой головой, с оглоблей наперевес, со всей дури заехал ею по моим пленным стоявшим чуть в стороне. Понять его тоже можно, вышел явно по нужде, а с той стороны видно только этих немцев, на которых я не заряженные охотничьи ружья ещё навесил, чтобы освободить санки, груз и так тяжел, чтобы они не проваливались в снег. Груз реально тяжёл, оба немца в своих тонких шинельках давно упарились. Нас не видно было, только шум разговора и смех, а тут два вооружённых немцев стоят, вот тот, подхватив спросонья что попалось в руки, и огрел их, вопя во всё горло о немцах, поздно заметив четыре десятка командиров тесной толпой окружавших нас. Удар остановить он уже не успел.

Я зажмурил глаза в ужасе, когда отчётливо расслышал хруст разбившегося фарфора. Удар пришёлся на оба вещмешка на спинках пленных. Широко открыв глаза, я посмотрел на обоих немцев, что шевелились в снегу пытаясь встать. Думаю, мои глаза сейчас напоминали анимешных героев, настолько я широко открыл их. Подскочив к немцам, осмотрев почти сплющенные мешки, где слышался звон и хруст разбитой керамики, я резко развернулся к смущённому бойцу:

– Ты что сделал?!.. Убью!

Командиры что выходили со мной из немецкого тыла, и которых я за это время откровенно задолбал с этими трофеями, уже улыбались, смеясь от всей этой ситуации, а вот мне было не до смеха, красная пелена ярости накрыла меня. Моряк успел подскочить и ударить по стволу автомата, и очередь ушла вверх. Автомат, это мой трофей с того пленного что мы взяли у нужника. Так же он вырвал у меня и «Наган», что я почти сразу выхватил, дальше я уже перебросил через бедро, сделав подножку, откуда только силы взялись и, выхватив охотничий нож, рванул за бойцом. Судя по галифе, это был простой боец, не из командиров. Лыжи уже сняты были, возле санок с ящиком проигрывателя в снег были воткнуты, так что бежалось легко. Мы четыре раза вокруг избы круги намотали, под откровенны ржач всех присутствующих, пока боец не ломанулся в огород, проваливаясь в снег по пояс. Плюнув в его сторону и расстроенно махнув рукой, я уже пришёл в себя, убрал нож обратно и вернулся к группе командиров.

– Оружие верни, – велел я моряку.

– Ну уж нет.

– Банда вандалов и воров, – буркнул я себе под нос, и с тоской посмотрев на вещмешки, лежавшие у ног уже вставших немцев, те на всякий случай держали руки поднятыми, и посмотрел на комкора. – Товарищ генерал, а ведь это ваш боец?

– Мой ординарец, – легко согласился тот.

Зря он это сделал. Развернулись к нему спиной, я в предвкушении потёр ладони друг о друга, вызвав откровенные смешки других командиров, что это видели и, развернувшись, приняв горестный вид, сказал: