Братишка

Дальше мы так и тряслись на побитом серпантине гравийной дороги в сторону Сочи. К обеду проскочили город, проехали бы раньше, но больше часа в пробке простояли, полотно налётом повреждено было, и добрались-таки, наконец, до аэродрома. Полковник, что тут командовал, сообщил что борт, на котором я должен был улететь, меня так же на «УТИ-4» хотели отправить, уже улетел. Но мне повезло, ночью вылетает «Юнкерс» в Москву, фактически к порогу дома подбросят. Этот самолёт из тех поставок, что были произведены до войны. Правда, самолёт практически перегружен, но меня с псами возьмут, полковник договорился с лётчиками. Они тут же находились, а сам транспортный самолёт стоял в укрытии под маскировочными сетями. Пользуясь возможностью, я забрался в салон, борт-стрелок меня сопровождал и около кабины выделил себе уголок на полу. На скамейки я не претендовал, как мне было известно, с нами летело три генерала, так что постелил свой полушубок, оставшись в тёплом вязаном свитере и овчинной безрукавке. Тут же вещмешок положил и чехол с винтовкой. Псов оставлять не стал, они меня постоянно сопровождали. Нас неплохо покормили в лётной столовой, после чего я почти пять часов проспал в землянке. С водителем машины и старшина мы ещё по приезду простились, больше я их не видел. А вечером за два часа до отлёта устроил концерт. Просили спеть именно те, запрещённые, которые я пел во время прошлого концерта. Запрещённое всегда манит, тем более песни действительно были хороши, и даже я не понимал, почему их запретили. Когда приехало начальство, я не заметил, концерт продолжался, и когда только объявили время отлёта, заметил, что в сторонке сидело несколько генералов и полковников. Ага, пассажиры пожаловали.

Прежде чем проститься со всеми, я при всех, начальнику аэродрома, командиру всех лётных авиачастей в округе, подарил «парабеллум» с кобурой и запасом патронов. Всё, трофейный фонд, взятый с собой на подарки, закончился, но полковника отблагодарить я был просто обязан за такую помощь. Самолёт до Москвы, да я за это его расцеловать был готов при всех.

Не смотря на это, в самолёт я успел первым загрузиться и устроился с лайками у кабины. Те немного дрожали, хотя и имели опыт полётов, но не устраивали истерики, как это было в первый раз, просто ко мне жались. Сам Волк был звездой на аэродроме не меньше чем я. И сюда свежая пресса прибыла, а на фото был и Волк, не полностью, краем в кадр попал, но узнать его характерный окрас морды было реально, да и я подтверждал, что именно он тогда со мной был. Поэтому его изрядно затискали. Даже капитан Веретенников, лётчик этого транспортного самолёта, когда мы ужинали в столовой, подарил ему кость из своего супа. Подумаешь, повара его мозговыми костями чуть не завалили, они на пару с Баламутом ими хрустели. Да и мне повара на дорожку помогли, сухарями там, пару банок тушёнки сунули. Молодцы, одним словом. Не то чтобы мне нужно было, но взял, не огорчать же хороших людей. Мне нравилась поговорка: дают — бери, бьют — беги.

Всего в салон втиснулось одиннадцать командиров в разных званиях, ниже капитана никого не было, ну кроме борт-стрелка, что висел в своей люльке, и пожалуй штурмана, он лейтенантом был. Потом несколько опечатанных мешков, как я понял один из командиров, был сопровождающим, наверняка это тот, что с «ППШ» в салон вошёл да и устроился к ним поближе. Потом была тряска во время разгона и вот мы поднялись в воздух. Как хорошо. Летели недолго, буквально через несколько минут совершили посадку на затемнённом аэродроме возле Новороссийска. Оказалось, из трёх генералов в наличии было два, мы за третьим залетели. Тут дозаправились, топлива должно хватить, тем более были запасные подвесные баки и наконец, взлетели с двумя дополнительными пассажирами. Притиснув Баламута к стене, я устроил голову на вещмешке и просто уснул, накрывшись одеялом. Холодно было, но тулуп с пола убирать я не стал, в салоне было в принципе тепло, а на тулупе лежать мягче. А так валенки на мне, ватные штаны тоже, свитер, безрукавка из хорошо выделанной овечьей шкуры имелись, треух, ну и одеялом накрылся, по бокам лайки греют. Не замёрзну.

Вот пробуждение мне совсем даже не понравилось. Грохот и тряска. Взвизгнул Баламут. Резко сев, я быстро осмотрелся часто моргая. Однако остатки сна улетучились мгновенно, когда стал заполошно стрелять борт-стрелок. Тут снова что-то грохнуло, и гул моторов стал слышится как-то по-другому. Готов поклясться мы летим на двух моторах, да и подозрительные отсветы в левых иллюминаторах намекают, что крыло горит. Тут ещё стрелок не унимался и палил не переставая.

Сообразив, что мы снижаемся, правый мотор работал со странными перебоями. Я выдернул из-под лаек тулуп, и стал в него облачаться, застегнув ушки треуха под подбородком. Если уж нам предстоит жёсткая посадка, то лучше подготовиться и одеться поплотнее, чтобы уберечься от травм.