Братские узы

По безмолвному движению головы еще один варшавянин, откликавшийся на По, хмыкнул в густые усы, поднялся во весь свой могучий рост, чуть не упершись макушкой в стальное ребро жесткости на потолке. Тень его, упав на сжавшегося Пауло, показалась тому особенно мрачной и темной, особенно от того, что мощным бугристым затылком По заслонил от него свет потолочного плафона, забранного мелкой решеткой.

— «Гекату» не брать! — строго отметил Пес, покачав бледным пальцем. — Вряд ли что там может нам угрожать.

По искренне расстроился. Состроил по-детски обиженную физиономию, что в комплексе с трехдневном щетиной на молотообразном подбородке смотрелось несколько комично, но, глядя на объемы и размах варшавянского тела, любые мысли схохмить или пошутить сами собой вылетали из головы. А «Гекатой» обзывалась страшная игрушка, пулемет о шести стволах с бензиновым приводом и ленточным питанием, что хранился в рундуке под скамейкой. Со скорострельностью несколько тысяч выстрелов в минуту «Геката» превращала бетонную стену в горку пыли, по бревнышку разносила деревянную избушку и превращала в широкую просеку лес на ближайшие к ней сотню метров поэффективнее бригады лесорубов.

Тут было чему расстроиться, но По сдержал нахлынувшие чувства, мрачней тучи, ограничился «Аколитом», который в его руках казался каким-то игрушечным и несерьезным, отщелкнул засовы, отворил бронированную дверь и спрыгнул на землю. Будто копер ударил! Завертел головой, оглядываясь.

— Все чисто! — Голос был под стать телосложению. Гулкий и могучий, словно эхо в колодце.

Все дальнейшее предстало перед Сантьяго с невероятной ясностью и четкостью, даже головная боль отступила. По сделал несколько шагов, оглядываясь, и упал. Заворочался, перемазанный грязью, словно разом позабыл, как справляться с руками-ногами. Конечности его, словно лишние, беспорядочно двигались, месили грязь, но категорически отказывались действовать слаженно, отчего варшавянин разом стал похож на огромного жука в пятнистом комбинезоне, опрокинутого на спину и беспомощно размахивающего могучими лапками. Иногда его рык и ворчание превращались в нечто полуосмысленное, навроде «рука… болит», «страшно…». Так или иначе, но картина, представшая перед взором Пауло, была жуткой и противоестественной.

— Отлично! — провозгласил Пес таким тоном, словно все происходящее было всего лишь частью плана и ничего необычного в этом нету. И снова повторил: — Отлично, братец!

Шагнул по сварной лесенке, на мгновение покачнулся, судорожно вцепился в поручень, но быстро оправился. Хотя от взглядов собравшихся не скрылась серый налет вдруг покрывший белой лицо, и невыносимая боль, плеснувшая из ярко-голубых глаз. Отчего кто-то позади обер-капитана, кажется, один из головорезов-неваршавян, быстро-быстро зашептал молитву.

Инквизитор выпрямился. Кажется, он что-то шептал: его губы быстро-быстро и беззвучно двигались. Под конец своего странного обряда он громко хлопнул в ладоши, и, о чудо! раскалывающаяся голова перестала трещать по швам, исчез огонь, жегший запястье и в уши словно забили по комку ваты. Пауло не оглох, но ошущение было схожее. Он даже попытался с усилием продуть уши, но ничего не помогло.

— Бесовское наваждение! — пробормотал он и выбрался наружу. Желание подышать стало невыносимым.

Движения По наконец-то обрели осмысленность и он сел, широко расставив ноги, хлопая осоловелыми глазами. Остальные бойцы Своры помогли ему подняться, а Пес сказал лишь странное:

— Силен малец… — Удивленно (первое проявление настоящих чувств, что сумел разглядеть Сантьяго на обычно каменно безразличной физиономии) качнул головой. Коротко бросил остальным: — Оставаться здесь и не шуметь без надобности. — А сам медленно двинулся в густые заросли леса, росшего у обочины.

Жутковатое место. Дорога петляла грязно-серой змеей меж могучих сосен-великанов с одной стороны и тонкостволых березок с дрожащими осинками, выросшем на пепле Ядерного Рассвета, с другой, словно граница между миром реальным и миром дремучей старины. Пауло слышал о местном лесе, что, судя по рассказам стариков, сохранился еще с довоенных времен, пережив все злоключения человечества, практически не пострадав.

— Га, капитанус! — Еще один варшавянин, кажется, его звали Бол, громко и отчетливо щелкнул затвором «Аколита», когда Пауло, погрузившись в задумчивость, медленно двинулся вслед за Псом. — Босс сказал оставаться на месте, и ты стой! Нечего шляться, где не попадя.

Обер-капитан обреченно вздохнул и присел на приступку в ожидании следующего акта событий, хотя любопытство настойчиво звало в лес. Что-то буркнул по поводу несоблюдения субординации: как-никак он единственный здесь обер-капитан и, в отсутствие Пса, непосредственный командир всей группы. На что По веско отметил, что они уже лет пять, как не на службе, и в гробу он видал всю субординацию, а вот босс — это сила. Он придет и раберется. Пауло тяжко вздохнул и ответил:

— Но сейчас вы призваны опять на службу!

Теперь уже Бол, затягиваясь невероятно вонючей самокруткой, бросил краткое: