Братство бумажного самолётика

– Не исключено, что ты. Или гений. Или кто-то из вашего окружения. Повторю: я не могу это узнать, мне нужно не меньше суток, чтобы разобраться. Но девица отнюдь не проста, в этом ты снова права. Джесс, у тебя есть доступ к финансистам? – спросил он. – Теоретически это может быть диверсия. Промышленный шпионаж. Это, конечно, не более чем предположение, но…

– Оно не хуже всех других, – вздохнула Джессика. – Ограниченный доступ действительно есть.

– Значит, её можешь интересовать ты, – Ит нахмурился. – Вот чего, давай так. Следи, будь максимально осторожна, и не оставайся с ней наедине. Ни под каким видом, и ни при каких условиях. Скорее всего, её интересуешь не ты. И не наша программа. Но к Амриту она прицепилась не просто так, возможно, использует его как прикрытие.

– Может, обратиться в официалку? – с сомнением спросила Джессика.

– Чтобы они поняли, что ты раскрыла их агента, если она из отделения, потому что сумела понять, что она – их агент? – усмехнулся Ит. – А если она действительно их агент, тогда что? Хочешь усложнить гению жизнь ещё больше? Не надо. Делай вид, что ничего не происходит. Я подумаю, что можно предпринять. А сейчас выйди, я зачищу от нас квартиру, и пора мне лететь обратно, не хочу Берту волновать, она и так переживает из-за того, что я сейчас здесь.

Глава 25 Братья Фламма, Амрит. Стратегия

Амрит, выдержка из письма № 9

«…не повторять мою ошибку. Вы не должны никому показывать свои эмоции, это очень важно. Это была одна из самых первых вещей, которой меня научил Ван, и которая оказалась настолько значимой, что я и сам удивился – как же сильно это может влиять на жизнь, и на всё, что в ней происходит. Раньше, например, я спорил с преподавателями, когда не сходился с ними во мнениях, сердился, переживал, но когда Ван объяснил мне, как вести себя правильно, они стали относиться ко мне иначе, и я это заметил. Ван говорит, что эмоционально реагируют на что-то негативное только маленькие дети или подростки, а юноша, или взрослый человек либо игнорирует, либо улыбается, и его из-за этого воспринимают иначе. Так и оказалось. Попробуйте делать так же, как делаю я, то есть ведите себя сдержанно. И очень вежливо. Иногда это непросто, но это тоже работает. Скрывайте свои настоящие чувства, ими делиться можно и нужно только с теми, кто близок, но не с посторонними.

Вот сами подумайте, кому мы нужны из тех, кто нас окружает? Кто достоин наших чувств? Кому мы по-настоящему нужны, не для какой-то цели, не на время. Да никому! Когда я это понял, я ночь не спал в результате, думал. Та же Джессика, да? Пожалуй, ей я всё-таки нужен. Мы с ней чужие, но она ко мне привязалась, да и я привязался к ней, потому что прожил у неё десять лет. Иринка – да, ей я тоже нужен, но про Иринку я вам расскажу потом. Вы, двое – вам я нужен, и вы мне нужны, потому что в нас троих есть что-то уникальное и ничем не объяснимое, что-то, что сделало нас родными. И всё! Даже Вану, которого я уважаю, я нужен в качестве бойца и сотрудника, но не как близкий ему человек. Поэтому Иринке, вам двоим, Джессике я могу показать свои истинные чувства, а остальные обойдутся тем, что я оставляю для них: равнодушием и вежливой улыбкой. Потренируйтесь вести себя так же, понаблюдайте, что получится, и потом напишите мне, хорошо? Ван преподал мне этот урок, а я передаю его вам. Надеюсь, вам тоже пригодится».

Братья Фламма, выдержка из письма № 11

"…оказалось проще, чем сперва показалось. В первые дни было трудно, мы ходили по Масловке, как два улыбающихся дебила, видимо, перестарались, но потом освоились. Улыбаемся теперь только тем, кого считаем своими, ну или преподам, когда надо отвечать, или когда здороваемся. Нормально, Ами. Оно работает, точно так, как ты написал. Сперва все, конечно, малость ошалели, но теперь привыкли. У дока была слегка обескураженная рожа, но это быстро прошло. Остальные реагируют по-разному. Математичка так же вежливо улыбается в ответ, физрук вообще вроде бы не заметил, химичка, кажется, подумала, что мы ей строим глаза (вот дура), географичка ошизела конкретно, потому что растерялась, она же орёт всегда, а тут мы в ответ не пугаемся, не огрызаемся, а улыбаемся – стояла с открытым ртом, потом до конца урока не орала. Только Фрол покивал, вроде бы довольный, хотя черт его разберет, Фрола. Хорошо, что мы уже большие, и что мы ему никогда не нравились.