Братство идущих к Луне

Главным секретом нетленки было то, что на каждой картине всегда присутствовали – пятеро. По словам Романа, выходило, что их в Братстве идущих к Луне пятеро, а это значит, что картины обязаны повествовать о них пятерых, обязательно обо всех, и поэтому все сюжеты его работ всегда были обо всех, и со всеми. Самая первая нетленка называлась «Встреча», и написал её Роман через пять лет после гибели Аглаи. На этой картине, самой быстрой, даже стремительной нетленке, созданной всего за четыре месяца, была дорога – та самая дорога, ведущая к кладбищу, через холм и через поле, но дорога эта была летняя, июльская, под высоченным, выцветшим от жары небом, и на дороге этой находились пятеро – в первый раз. Причем четверых Роман написал к зрителю спиной, лицом к зрителю находилась лишь Аглая. Сюжет: дорога среди поля, где-то в отдалении валяется брошенный велосипед – видимо, его как раз бросила девушка, которая бежит, раскинув руки, к тем, кто стремится ей навстречу. Нет, не бежит, летит – а к ней точно так же летит черноволосый парень в потрепанной белой рубахе и парусиновых штанах, и следом за парнем к девушке бегут ещё трое: двое парней, и девушка с букетом полевых цветов. Но и парень в белой рубашке, и трое других – словно не в фокусе, чуть размыты, то ли от движения, то ли от того, что фокус направлен только на бегущую к парню в рубашке девушку с черными волосами; девушку, которая ехала через это бескрайнее поле на велосипеде, и, увидев четверых, идущих навстречу, соскочила с велосипеда, бросила его, и кинулась бегом, опрометью, раскинув руки – чтобы, добежав, обнять, прижать к себе, и не отпускать. Никогда.

– Не надо, чтобы это видела Аглашина мама, – только и сумела сказать Ада, когда Роман позволил ей увидеть полотно – тогда они начали снова общаться. – Она от горя умрёт.

– Тебя спросить забыли, – огрызнулся Роман. – Сам разберусь.

– Извини…

Дальше были и другие нетленки, некоторые – столь же пронзительные, как первая, некоторые – спокойнее, сдержаннее. Когда Роману исполнилось сорок, появилась первая работа, повествующая о Пятерых на Луне – но эту работу, с городом, парящим в облаках, Роман показал тогда только Яру, Ада же увидела её лишь через десять лет, много позже, чем Роман её написал.

***

Яр появился у Романа днём, когда нужный свет уже почти ушёл, и работа над полотном остановилась. Сейчас Роман собирал кисти, убирал палитру, мольберт он отодвинул к дальней стене, чтобы случайно не задеть.

– Завтра продолжу, прогноз хороший, – сообщил он Яру, когда тот переступил порог террасы. – Ох, боюсь я не успеть закончить. Вот зарядят дожди, и будем сидеть в темноте…

– Может, и не зарядят, – Яр поставил рюкзак на стул у стола, подошел к полотну, и принялся с интересом разглядывать его. – А что ты добавил?

– Ты не видишь разве? Свет, и вот этот участок моря, там вода… как бы объяснить… в общем, мне не нравится угол преломления, и прозрачность не та.

– Как по мне, так это всё более чем реалистично, – польстил Яр.

– Не в реализме дело, – отмахнулся Роман. – Реализм может работать любой технарь, если у него руки выросли из плеч. Блики, светотень, и прочая ерунда, которой можно обучить обезьяну. Нет, тут иное, друг, тут ощущение. Вот что ты чувствуешь, когда смотришь, скажи?

– Восторг, и одновременно, пожалуй, тревогу, – Яр задумался. – Движение, полет…

– Вот! – поднял палец Роман. – А должно быть предвкушение. И момент. За секунду до… до чего-то.

– Это всё тоже есть, – кивнул Яр.

– Но недостаточно, – покачал головой Роман. – Потому что если бы это всё было, то ты бы об этом сказал. А ты не сказал.

– Ну вот, я теперь ещё и виноват, – вздохнул Яр.

– Не виноват, не передергивай. Надо доработать так, чтобы это само возникало в голове, понимаешь? – Роман убрал в специальный короб вторую резервную палитру, и выпрямился. – А где эта шатается? – вдруг спохватился он.

– Опять туда пошла, где ей быть, – безнадежно махнул рукой Яр. – Я больше гоняться за ней не хочу, надоело. Сколько можно?

– Ну и чёрт с ней, – кивнул Роман. – Свою голову вместо дурной чужой не приставишь.

– Сказала, что близко подходить не будет, и в канаву не полезет, – Яр тяжело вздохнул. – Будет вроде как гулять. Пусть гуляет.

– Главное, чтобы не догулялась, – Роман отвернулся. – Давай чаю попьем, и пойдем всё-таки отлавливать эту идиотку. Пустые руки – игрушка дьявола, приставим к делу. Пусть обед готовит.

– Хорошая идея, – одобрил Яр. – Только картошку с морковкой я сам почищу, поучаствую. Она ведь тоже… нет, я всё понимаю, но мне её всё-таки жалко.

– Тебе её жалко, потому что ты её когда-то любил, уж не знаю, за что. А она любила Яна. Вот и вся твоя жалость, более чем просто объясняется, – заметил Роман.

– Она и сейчас его любит, – Яр вздохнул. – А я сам… не знаю. Так и не понял, наверное. Глупый я, выходит дело. Вроде не дурак, но всё равно глупый.

– Наивный, – поправил Роман. – Так, чего у нас там про чай?

***