Братство, или Кризис Сумеречных

— Нет, — тихо и чётко выговорил блондин, — я жду друга. Родственника. — В его голосе слышался лёгкий акцент. «Мачо» неожиданно понял, что его странный собеседник отнюдь не юнец. Скорее всего, ему было лет тридцать или даже больше. Но хрупкое телосложение и моложавое лицо играло с окружающими злую шутку.

— Понял, нах, — пробормотал «спортсмен», пытаясь отодвинуться в своём кресле.

«Шизанутый какой-то. А, может, и нарк, вон зенки какие. Дилера ждёт, по-любому».

Двери зала ожидания бесшумно разъехались в стороны, подчиняясь приказу фотоэлементов, и с короткого эскалатора шагнул первый прибывший. Сосед блондина длинно и замысловато присвистнул. В зал неторопливо вошёл огромного роста широкоплечий мужик с обритой головой и трёхдневной рыжей щетиной на совершенно бандитской физиономии. В Северной Столице вторую неделю стояла душная, всепоглощающая жара, но мужик был одет в видавший виды длинный тёмно-зелёный плащ из плотной ткани. Покатые плечи распирали потёртый материал, отмеченный пятнами грязи, краски и чего-то ещё, благодаря чему одежда казалась чуть ли не камуфляжной. Как его пустили в таком «одеянии» в самолет, было неясно.

На голове у здоровяка были наушники-«колёса», глаза скрывались за узкими солнцезащитными очками, а в руке он держал подходящую ему по габаритам спортивную сумку.

— Вот это дядя, — восхищённо сказал мачо, забыв о недавнем взгляде соседа и оборачиваясь к нему. — Шварц нервно курит в сторонке, а?

Щуплый невнятно всхлипнул и с воплем «Эрик!» бросился к щетинистому. Тот выронил свою сумку и, подхватив встречающего за талию, закружил его по залу. Опустил на пол, снял очки и, наклонившись, поцеловал в щёку. «Спортсмен», глядя на эту картину, только сплюнул.

«И тут гомосеки. Задрали вконец. Хоть бы постеснялись, мать их», — он с презрением посмотрел на щебечущую не по-русски парочку, в обнимку шагавшую к выходу. — «Хотя, такому только скажи чего. Закатает в лоб, и кранты». Его похлопали по плечу.

— И на кого это ты пялишься? — произнёс капризный девичий голос. Парень только вздохнул.

* * *

Они вышли из терминала на улицу под палящие лучи. Рыжий снова нацепил на нос очки и с улыбкой огляделся.

— Эрик, столько лет, — прошептал светловолосый. По его лицу катились слёзы. — Я думал, ты никогда не прилетишь.

— Не мели ерунды. — Эрик хмыкнул. — Ты же знаешь, Мелкий, я всегда появляюсь, когда нужно. Рассказывай, что стряслось.

— Нет, — его собеседник с трудом улыбнулся, — сначала завтракать. Я знаю прекрасный ресторан с французской кухней. Тебе обязательно понравится.

— После той колбасы мне что угодно понравится. — Здоровяк расхохотался, маскируя тревогу напускным весельем. — И вправду, что-то я голодный. Кормёжка нынче на самолётах — ни к чёрту. Да хрен с ними, Мелкий, как же я рад тебя видеть. Сколько же нас носило порознь?

— Почти двадцать лет. Но теперь мы снова вместе, да?

— Да, дружище, — рыжий утёр с его щёк солёные искорки. — Ты опять? Не реви.

— Я и не реву.

— Не начинай. Поехали, будешь меня кормить.

* * *

2009 год. Июль. Где-то под Воронежем, частный дом.

Ожидание приятного события превращает минуты в часы, часы в недели, а дни в месяцы. Ожидание неприятного добавляет к этой тягомотине страх того, что должно произойти, и нервы по этому поводу. Неизбежность чего-либо одновременно радостного и тяжкого превращает жизнь в ад на земле.

Вит в полной мере познал истинность этой теории к концу первого дня ожидания приезда брата и сестёр. Стремление занять руки и голову в попытках избавиться от нервной дрожи в пальцах и дурацких картинок в сознании привело к тому, что дом сиял как новенький, дрова были наколоты на полгода вперёд, а в холодильнике помимо выпивки появилась какая-то еда.

— Очень хочется организовать окоп, — мрачно подытожил Вит, вычёсывая линяющего пса. — И поставить пять-шесть турелей. И заручиться поддержкой спецназа. И… ещё что-нибудь глупое сделать.

Пёс буркнул что-то себе под нос. Мужчина криво усмехнулся в ответ.

— Согласен, глупостей я и так успел наделать предостаточно. С другой стороны, одной больше — одной меньше?

Животное отреагировало тем, что перевернулось, подставляя щётке другой бок.

— Считаешь, стоит поступить наоборот? Сомневаюсь, что они оценят моё гостеприимство. Багира вообще решит, что я её отравить вознамерился… — он запнулся на середине фразы и потряс головой. — Твою мать, а чем я их кормить буду? — Вопрос прозвучал на диво растерянно. — Завтра вечером, завтра вечером… друг мой, да у нас ещё куча времени. Только пару звонков сделать придётся.

— Буф, — напомнил о себе пёс, намекая, что звонки звонками, а лезущая шерсть сама по себе никуда не денется.