Братство Камня

Он пробрался через разрушенную дверь и увидел расшвырянные по лужайке куски тел отца и матери и траву, пропитанную их кровью. Праздничный торт, тарелки и чашки и подарки в ярких обертках, лежавшие на столе, — всего этого больше не существовало. Да и сам стол был весь разворочен. Он задыхался от едкого густого дыма. Рядом с ним горел куст.

Но он все еще не кричал.

Пока глаза его не остановились на почти оторванной от туловища голове матери. Сила взрыва забила ей в рот стакан, из которого она пила. Круглое дно стакана застряло между разорванными губами. Осколки стакана оставались у нее во рту. Из искромсанных щек торчали острые куски стекла, по которым текла кровь.

И только тогда он закричал.

5

Пар начал рассеиваться. Силуэт Арлен за занавеской стал неподвижен. В ванной было тихо. Дрю не заметил, что она выключила воду.

Тишину нарушил скрип металлических петель отодвигаемой занавески. Арлен с состраданием смотрела на него.

— Я не знала.

— Ты и не могла знать. Это то, о чем я не люблю говорить. Даже сейчас это причиняет такую боль… — “Только однажды, — подумал Дрю, — когда мне было очень плохо, я рассказал об этом Джейку”. Он вытер рукой вокруг глаз то, что вполне могло быть паром.

— Я очень тебе сочувствую.

— Да. — Отрешенно произнес он.

— Подарок из посольства.

— В красно-бело-голубой обертке.

— Был начинен взрывчаткой?

Дрю кивнул.

— Но он был не из посольства, и лимузин был не посольский, и правительственный номер на машине был подделан, — сказала она.

— Конечно. И никто ничего не знал о водителе. В разведывательном отделе посольства мне показывали фотографии — ничего.

— Профессионально.

— Да. — Дрю закрыл глаза. — Это верно.

6

Опустошенный, оцепеневший от горя, стоял он напротив посла в угнетающе огромной комнате. Его, десятилетнего мальчика, особенно тревожил потолок — он казался таким высоким, что Дрю чувствовал себя совершенно беззащитным, как будто он сам внезапно стал совсем маленьким. Массивная мебель, обитая кожей, вызывала неприязнь. Стены с мрачными деревянными панелями, тоскливые книги на массивных полках, фотографии напустивших на себя важный вид мужчин. Ковер был таким толстым, что он не знал, можно ли ступить на него в ботинках.

— Это все, сэр? — спросил посольский охранник — глаза Дрю расширились, когда он увидел у него на поясе пистолет, — у довольно старого седого человека, сидевшего за столом в дальнем конце этой огромной комнаты.

Дрю узнал этого человека, так как видел его несколько раз, когда родители привозили его в посольство на празднование Рождества и Дня Независимости. Он был одет в серый в тонкую полоску костюм и жилет. Аккуратно подстриженные усы были такими же белыми, как и волосы на голове. Худощавое морщинистое лицо выглядело усталым.

— Да, спасибо, — сказал он охраннику. — Скажите секретарю, чтобы меня никто не тревожил в течение пятнадцати минут.

— Хорошо, сэр. — Охранник попятился и покинул комнату, прикрыв за собой дверь.

— Привет. Тебя зовут Эндрю, не так ли? — Посол внимательно смотрел на него и, по-видимому, тщательно выбирал слова. — Что же ты не подойдешь ближе и не сядешь?

Сконфузившись, Дрю сел. Кожаное кресло заскрипело под ним, ноги болтались в воздухе.

— Я рад, что ты уже вышел из госпиталя… Там тебя хорошо лечили? Дрю, сбитый с толку, только вздохнул. Там, в госпитале, были солдаты с ружьями, которых он боялся. Других детей там не было, и, слабый от уколов, которые делали ему, чтобы он мог уснуть, мальчик не мог понять, почему медицинских сестер называли лейтенантами.

— Твой доктор сообщил мне, что, кроме нескольких порезов и ушибов и этих ожогов на бровях, с тобой все в порядке. Действительно, чудо. Он сказал, что не надо тревожиться. Волосы на бровях должны отрасти.

Дрю, нахмурившись, смотрел на него, не понимая. Его брови? Что ему до них? Его родители — осколки стекла, выпиравшие из изуродованного залитого кровью лица мамы, — только это имело значение.

От горя у него свело живот, сжалось сердце.

Посол озабоченно наклонился в кресле.

— С тобой все в порядке, сынок?

Дрю хотел заплакать, но сдержался и, судорожно глотнув воздух, кивнул.

Посол ждал, пытаясь улыбнуться.

— А как тебе твоя комната здесь, в посольстве? Я понимаю, ты скучаешь по дому, но при данных обстоятельствах мы не можем позволить тебе оставаться там, даже с охранниками. Ты это понимаешь. Я надеюсь, что тебе здесь, по крайней мере, удобно.

Спальня, в которой сейчас жил Дрю, напоминала ему комнату в гостинице. Если бы он умел выразить свое ощущение такими словами, он назвал бы ее безликой: в таких комнатах он с родителями жил однажды во время их отпуска на Гавайях. Но он снова заставил себя кивнуть.

— Я знаю, мои служащие относятся к тебе очень хорошо, — продолжал посол. — Я распорядился, чтобы тебе давали столько мороженого, сколько ты захочешь. Хотя бы в течение этих нескольких дней. Наверное, ты больше всего любишь клубничное.

При воспоминании о клубничном мороженом перед глазами мальчика снова возникли окровавленные щеки матери.

— Может быть, мы можем принести тебе еще что-то? Что-нибудь из дома, по чему ты скучаешь?