Братство камня

Реанимационный блок состоял из трех, разделенных застекленными перегородками отсеков. Двери других палат тоже выходили в коридор. Диана неподвижно сидела в темноте у хромированной кровати. Она была в халате, шапочке и маске и чувствовала себя прикованной к этой металлической колыбели, на которой лежал опутанный проводами, подключенный к аппаратам Люсьен.

Мальчика интубировали, подключив его к аппарату искусственного дыхания. Вдоль правой руки змеилась трубка капельницы. Как объяснили Диане врачи, электрический счетчик позволял круглые сутки впрыскивать больному точные дозы лекарств. Катетер в левой руке измерял давление, а прищепка на пальце блестела в полумраке, как рубиновая капля, выдавая данные о «насыщении кислородом».

Диана знала, что одеяло прикрывает электроды, следящие за работой сердца. Не видела она – и благодарение Богу! – двух дренажных трубок: их скрывала повязка на голове. Она перевела взгляд на висевший слева от изголовья монитор. На экране высвечивались зеленые волны и цифры, отражающие физиологическую активность лежавшего в коме ребенка.

Глядя на них, Диана все время думала о часовне. О месте, где человек может отрешиться от суетности окружающего мира и помолиться среди золота окладов и дароносиц, вдыхая запах ладана и горящих свечей… Мерцающие зеленые линии и цифры были ее свечами. Им она давала обеты, на них надеялась, им возносила молитвы.

Она практически не покидала ординаторскую нейрохирургического отделения детской больницы имени Неккера. С момента аварии Диана почти не сомкнула глаз, ничего не ела и не принимала транквилизаторов. Все ее мысли были заняты одним: она перебирала в памяти каждую минуту, каждую деталь того, что случилось после столкновения.

Появление первой машины спасателей вырвало ее из бездны отчаяния.

Услышав сирену, она перестала молотить себя кулаками и не сводила глаз с фургона, пробиравшегося среди стоявших на шоссе машин. Он был красный. Хромированный. С металлическими приспособлениями по бокам. Пожарные в спецодежде покинули фургон, а на осевой показалась машина городской полиции. Полицейские в куртках анилиново-оранжевого цвета перекрыли шоссе, направив поток машин по крайней левой полосе: только ее не заблокировал грузовой прицеп.

Диана поднялась и встала рядом с «тойотой». Пожарные бесцеремонно отодвинули ее в сторону и немедленно залили машину пеной. Совершенно потерянная, она чувствовала, что вокруг, несмотря на дождь, толпится все больше водителей, слышала, как они перешептываются. Но до нее доходили только собственные слова, стучавшие в мозгу: «Я убила своего сына. Я убила сына…»

Она повернулась к грузовику и заметила среди людей в капюшонах, стоявших в тоннеле, человека в кожаной куртке: он шел как раз оттуда, где под прицепом был зажат ее сын. Она двинулась к нему, ведомая инстинктом. Пожарный нырнул в кабину своей машины, достал рацию. Когда Диана была в нескольких метрах от него, она услышала его истошный крик:

– Подтверждаю, авария у ворот Пасси, тяжелая… Где эти чертовы врачи?

Мелкий дождь брызгал Диане в лицо. Пожарный продолжал орать:

– Есть пострадавший. Мальчик. Ну… Он дышит, но…

Пожарный не закончил фразу, кинул рацию на сиденье и побежал навстречу фургону, выезжавшему из-за стены дождя. Диана прочла блестевшие на кузове буквы: это была парижская «скорая» из больницы имени Неккера. Диана вздрогнула, возвращаясь к жизни. Секунду назад она стояла окаменевшая, опустошенная. Теперь у нее появилась надежда. Надежда на спасение. Сердце бешено колотилось в груди, она не спускала глаз с медиков «скорой», которые бежали спасать ее сына.

Диана побежала следом за врачами, и ей удалось проникнуть за полицейское оцепление. Она прижалась к кабине грузовика. Бензин и смазка, не смешиваясь с дождевой водой, растеклись по асфальту пленкой. Оранжевый свет фар отражался от ее маслянистой поверхности. Все спасатели сгрудились у прицепа, загородив Люсьена от матери.

Она подошла поближе, заставляя себя смотреть. Ее била дрожь, но какая-то внутренняя сила помогала ей держаться и напрягать зрение. Наконец она разглядела хрупкую фигурку сына. У Дианы подкосились ноги, когда она увидела рану на голове Люсьена, лужицу черной крови и ободранную до мяса кожу под вырванными с корнем волосами. Она опустилась на колено: под грузовиком рядом с ее сыном лежал скрюченный в три погибели мужчина и что-то рычал в рацию:

– О'кей. У меня здесь ушиб мозга. Наверняка двусторонний. Так. Мне срочно нужен педиатр. Немедленно! Вы записываете?

Диана сжала губы. Ей казалось, что слова впечатываются в ее плоть, обжигают кожу. Врач выбрался из-под стального чрева грузовика. Поверх белого халата на нем была куртка.

– Кома, именно так… По шкале Глазго…

Он молниеносным жестом поднял веки мальчика, пощупал пульс на шее и запястьях.

– …четыре.

Он снова заглянул Люсьену в глаза.

– Подтверждаю: четыре по шкале Глазго. Педиатр выехал? – Он осмотрел руку мальчика и добавил: – Открытый перелом правого локтя. Скальпированная рана головы. Неопасная. Следующий сеанс связи через десять минут.