Братство кольца

– Нет! – коснеющими от страха губами едва выговорил Фродо. Он не сделал даже попытки бежать. Ноги подкосились, и хоббит рухнул навзничь. Сначала в тишине ничего не изменилось, но когда, дрожа, он взглянул вверх, над ним склонилась темная бесформенная фигура. Фродо показалось, что на него уставились холодные, горящие бледным, изнутри идущим огнем глаза, потом его схватили будто стальные тиски. Обжигающее ледяное прикосновение разом сковало его мышцы и кости, и больше он ничего не помнил.

Когда вернулось сознание, тут же нахлынул ужас. В голове пронеслась мысль: он схвачен! Пойман! И положение безнадежно! Лежит где-то в недрах Упокоища. Он попался в лапы Нежити, и чары сковали его навеки. Не смея шевельнуться, Фродо лежал на спине на холодном камне со сложенными на груди руками.

Великий страх, как оказалось, оставил достаточно места для мыслей, и думал он о Бильбо, об их прогулках по родимым тропинкам Шира и долгих разговорах о путях и приключениях. Наверное, в сердце самого обрюзгшего и робкого хоббита дремлет зерно мужества и ждет часа отчаянных испытаний, чтобы прорасти в душе. А уж Фродо никто бы не назвал робким и обрюзгшим. Бильбо (да и сам Гэндальф) полагали его лучшим хоббитом Шира (понятно, сам Фродо об этом не догадывался). Он лежал и думал о том, как быстро, бесславно и ужасно кончилось его Приключение, но странно: мысли эти укрепили и успокоили его. Тело постепенно собиралось, словно готовясь к последнему, решительному рывку. Он уже не был слабой, беспомощной добычей.

Так, раздумывая и приходя в себя, лежал он некоторое время и вдруг заметил, что темнота вокруг редеет, а на смену ей приходит бледный, призрачно-зеленоватый свет, словно туман, поднимающийся с пола, от него самого и от близких, видимо, стен. В неверном свечении еще нельзя было разглядеть окружающее, но уже выступили контуры тел лежащих рядом друзей. Мертвенно-бледные лица, тускло-белые саваны... Вокруг громоздилось золото, но драгоценные камни не сверкали, а кольца, венцы, оружие, короны в зеленоватом сумраке выглядели холодными и отталкивающими. Фродо с удивлением смотрел на золотые обручи, охватывавшие волосы хоббитов, пояса из золотых цепей поверх саванов, кольца на пальцах. Сбоку от каждого хоббита лежал короткий меч, в ногах – щит. А еще один меч – длинный и обнаженный – лежал неподвижно на шеях всех троих.

Тишины больше не было. В отдалении возникло странное пение. Безмерно жуткий голос, то высокий и пронзительный, то утробно-низкий, переходящий в бормотание, выговаривал заунывные звуки, постепенно из-за многократного повторения складывавшихся в слова. Слова злобные, тяжкие, холодные как лед, жестокие и безжалостные. Это ночь проклинала утро, никогда не наступавшее здесь, холод поносил тепло, не желавшее согреть его. Фродо почувствовал, что продрог до костей, замерз смертельно, навсегда. А голос становился все различимее, и волосы Фродо встали дыбом, когда бормотание превратилось в заклинание:

Черный камень, черный лед
Сердце холодом скует;
Будет долог черный сон.
Лишь тогда прервется он,
Когда Солнце и Звезда
Омертвеют навсегда
И Властитель в черной мгле
Воцарится на земле!

Откуда-то из-за головы послышался скребущий, царапающий звук. Опершись на руку, Фродо приподнялся и огляделся. Они лежали в широком каменном изгибавшемся туннеле – и оттуда, из-за угла вытягивалась длинная костистая длань. Она подбиралась к рукояти меча возле Сэмова горла.