По указанному месту отправились сразу же после встречи с адвокатом. Та, как и ожидалось, прошла в деловом и конструктивном русле. Выслушав предложения опера, высказанные без посторонних ушей – в зале ресторана, названного самим адвокатом, он, извинившись, улетучился на несколько минут «для согласования», а вернувшись, заявил, что предложенная сделка принимается. Конечно, как первый «жест доброй воли» на пути к «окончательному урегулированию конфликта». Каковым, по мнению адвоката, должно было стать полное снятие всех и всяческих «надуманных обвинений» с его подзащитной. Вещая все это, чувствующий себя победителем проныра раздулся от самодовольства не хуже породистого индюка, а опер, с огромнейшим трудом давя в себе дикое желание свернуть ему шею, не сходя с места, усиленно изображал насмерть запуганного лоха, готового к капитуляции на любых условиях. На том и расстались. Дабы не откладывать дела в долгий ящик, встретиться уговорились этим же вечером в другом ресторане – за городом. И произвести там обмен «интересующих господ милиционеров предметов» на надлежащим образом оформленные казенные бумаги об освобождении Аллочки из СИЗО. После этого обмена в следственный изолятор должен был поступить звонок, в результате которого счастливая жертва тяжкого ментовского произвола немедленно выпорхнула бы на свободу.
На хвост адвокату сразу по выходу его из ресторана плотно сели ребятки из милицейской криминальной разведки, которых этот самовлюбленный кретин, естественно, не заметил, вполне благополучно приведя «хвост» к загородному особняку, где, по предварительным данным, и обреталась Аллочкина подруга. Что и требовалось доказать…
Парк, благодаря прекрасно знающему родной город оперу, отыскали без труда. Благо был он небольшим и, значит, отыскать в нем нужного человека было задачей для десятка человек вполне посильной. Рассыпавшись по аллеям, братья, получившие подробный словесный портрет разыскиваемого, включили портативные рации и периодически обменивались информацией о достигнутых в поиске успехах. Братья кружили по островку зелени в городских джунглях, распугивая жаждавших уединения влюбленных и алкашей, чуть ли не заглядывая в каждый куст и под каждую лавочку. Похвастаться, увы, пока было нечем, но чуть больше чем через полчаса в эфире циркулярно пронеслось: «Нашли!» Те, кому улыбнулась удача, тут же, назвав конкретную точку, затребовали личное присутствие отца Михаила. Стоило Алексею, все это время сопровождавшего священника в вынужденной прогулке, увидеть «пропажу», как он сразу понял, почему…
Вид следователя, обнаружившегося на пеньке, торчащем из обрыва, находящегося уже, собственно, за пределами парковой ограды, был ужасен. И дело было даже не в недельных как минимум небритости, немытости и непричесанности. Глаза его, из которых катились крупные слезы, производили впечатление двух стеклянных шариков, абсолютно ничего не видящих и не выражавших. Последний в своей жизни поцелуй следователь дарил не той, которая была еще так недавно счастьем его жизни, а теперь разбила и сердце, и жизнь, и разум, а верному «макарову». Ствол табельного пистолета был воткнут в рот, а побелевший от напряжения палец лежал на спусковом крючке. Оставалось лишь удивляться и радоваться тому, что последнее, роковое движение еще не сделано. С другой стороны, ждать этого, похоже, было недолго.
В подобной ситуации совершать какие бы то ни было резкие движения и поступки – верх глупости. Нет, если вы, конечно, хотите как раз того, чтобы ваш друг украсил окружающий пейзаж яркой палитрой алого и пораскинул мозгами в самом прямом смысле, тогда – вперед… Бросайтесь к нему со всех ног, орите, что есть мочи: «Ты что, старик, сдурел совсем!?» Решительно требуйте, чтобы он «перестал заниматься херней», а самое надежное – попытайтесь отобрать орудие готовящегося самоубийства. То, что окончание ваших громких и решительных призывов прозвучат уже над трупом, гарантировано практически на сто процентов. Ну, разве что осечка произойдет…
Исходя именно из этих соображений все братья, к этому моменту уже сомкнувшие плотное кольцо вокруг полянки с пеньком, застыли на месте как вкопанные. Застыл и Алексей. По правде говоря, он абсолютно не соображал, что именно сейчас следует делать, поскольку в подобной ситуации оказался впервые в жизни. Раньше в тех случаях, когда он видел перед собой человека с оружием, оно, это самое оружие, как правило, было направлено на него самого. В подобной ситуации все было просто и ясно (как бы дико и парадоксально подобное утверждение ни звучало!). Теперь же ни один из привычных и наработанных алгоритмов действия не подходил. По той простой причине, что человека с оружием надо было не обезвреживать или нейтрализовать, а защищать и спасать. Причем от него же самого.