Братство Креста

— Ты слышал, Кузьма? — спросил вятича Артур. — Наш приятель говорит, что я сам принес ему твою дочь, а затем шесть раз прыгнул на нож, чтобы замести следы. А мой капитан — у него мясо до костей сорвано, так он нарочно в клетку с волками лазил, чтобы тебя провести!

— Это неправда, неправда! — надрывал глотку колдун.

— Ишь, о правде запел, паскуда!

— Свинца бы ему в глотку, певуну!

Старого Кузьму держали за руки; он вырывался всё слабее, затем отдал нож ординарцу и, не в силах больше сдерживаться, зарыдал. Сверху, из леса, доносились отдаленные крики и выстрелы. Часть Озерников пыталась прорваться через болото, к шоссе, но там их встретили солдаты погранотряда. Без дурмана колдуны превращались в самые обычные мишени, а людям Абашидзе было приказано никого не брать в плен.

— Я виноват перед тобой, Кузнец! — мэр бухнулся рядом, ноги его не держали. — Я не поверил твоему человеку, его чуть не убили. Я не мог поверить, что грязные Качальщики с тобой заодно, и способны на благое дело…

Женщины-Хранительницы привели девушку в чувство; она немедленно начала орать и обливаться слезами.

— Теперь ты видишь, что они способны на самое благое дело? — Коваль незаметно посматривал на соборников.

Они держались стайкой, жались в уголке, но не пропускали ни единого слова.

— О да, да, как мне благодарить этого Исмаила? И этих храбрых парней, что были с тобой?

— Есть один неплохой способ… — Артур вспомнил, каким стало лицо Исмаила, когда ему предложили украсть дочку вятского мэра.

— Всё, что ты скажешь!

— Не слушай его, эй, господин! — снова подал голос Дед. — Это отродье вшивого летуна, чтоб у него под кожей поселились пиявки, он нагло врет!

Вятич непроизвольно схватился за нож, но Артур его мягко остановил.

— Оставь его мне, у нас с ним есть о чем поговорить! Я тебе лучше покажу другого, он здесь почти самый главный, даже главнее этого! Вам тоже не помешает послушать, святые отцы! — обратился Коваль к стайке испуганных соборников. — А после, попрошу вас заняться непосредственными обязанностями. Надо тут всё освятить, а когда огонь уляжется, и наверху тоже! Да вы не хуже меня знаете, что надлежит сделать!

Митрополит и прочие священники приободрились и согласно закивали головами. Теперь до них дошло, зачем их притащили сюда среди ночи. Всех четверых обуревало мерзкое чувство, что губернатор решил утопить их в озере или сослать в Сибирь, за компанию с дочерью Рубенса. И вдруг, в одночасье, они убедились, что продолжают играть важнейшую роль и без святого присутствия губернатор не решается даже проводить расправу над нечистой силой.

— Я без благословения митрополита и лететь-то не отваживался, но боялся, как бы поздно не стало, — доверительно, но так, чтобы слышали поспешавшие сзади соборники, нашептывал Коваль заплаканному Кузьме. — Как мой верный человек доложил, что в обороне супостатов брешь открылась, так мы сразу и кинулись.

— Почто же Исмаил меня сразу не взял? Я бы солдат собрал, помогли бы вам изрубить ублюдков!

— И полегли бы все, разом полегли бы! — Коваль, кряхтя, поднимался по лестнице к нишам первого подвального этажа. — Как верный человек доложил мне, что колдуны дочку твою прихватили, так я понял, что ждать больше нельзя. Он тут тропку одну разведал, от дурмана свободную, да пройти по ней лишь трое-четверо могли, не больше. Я мыслил за месяц подготовиться, может, думал, кто из соборников со мной в поход отважится… И уж тогда, помолившись, дух укрепив, на бой бы вышел! Верно я говорю, святые отцы? Вы бы поддержали меня в походе на бесов?

— А то, оно конечно! — толкая друг друга, святоши рвались на духовную брань.

— Всей братией бы пошли!

— С иконами чудотворными…

— Никакой змей бы не устоял…

— Вот видишь, Кузьма, какое у нас единство партии и народа? — чуть не всхлипнул губернатор. — Но видишь, как всё обернулось. Пришлось нам сегодня сражаться. Заодно и дочурку твою не допустили до бесчестья… Пришли, господа!

В одной из цементных клетей, в окружении черепов, трофейных черных свечек и живописных пентаграмм на стенах, с важным, но обиженным видом восседал Прохор Второй. Жиденькие косички Качальщик спрятал под париком из вороньих перьев, физиономию густым слоем покрывали разводы цвета индиго, а сухощавый торс, вместо привычного балахона, укрывал дырявый женский корсет. Руки Качальщика стягивала за спиной толстая веревка, и весь он был похож на захваченного в плен несгибаемого вождя апачей.

Другой конец веревки храбро держал в руке наспех отмытый и переодетый Христофор, с отчетливыми следами страшных ранений на белом костюме. Подручные Исмаила недурно справились и с этим маскарадом. Прохор вообще предлагал присобачить к спине парня кусок топора или спрятать одну руку, будто откусили, но Артур от таких театральных трюков отказался. И без того было не понятно, как человек с такими ранами ухитряется разговаривать, да еще присматривать за пленным Озерником.

— Его благодари, — Коваль указал на сына луны. — Он их всех рассекретил, и Качальщиков мне в помощь привел.

Христофор низко поклонился, всячески изображая смущение.