Братство Креста

— Ты хочешь сказать, что всё зря? Значит, я зря рожала детей, а ты зря проснулся? Может, тогда проще сразу пойти и утопиться?

— А ты не хочешь топиться?

— Не хочу! — она, казалось, разговаривает не с ним, а с гудящей печкой.

Артур дотянулся до полотенца и провел им по внушительному зеркалу, доставленному из царских прихожих. Действительно, сплошной синяк, и вдобавок следы от укусов…

Он медленно, млея от наслаждения, опустился в свежую, душистую воду.

— Вот ты не хочешь топиться, — примирительно рассуждал Коваль, — и никто не хочет. И все хотят иметь горячую ванную, а не мыться ледяной водичкой из Невы. Ты не хочешь, чтобы наша Белочка круглый год в одних опорках ходила, и никто такого своим дочерям не желает. И жить все мечтают в тепле и сытости. Зачем им это, как ты думаешь? Почему они, тысячами, тянутся в город, а не сидят в лесу?

— Ищут, где лучше…

— Правильно. Так было, и так будет, потому что всё идет по кругу. Приходит варвар, и на обломках чужой гробницы свежует говядину… И самое поганое…

— Что самое поганое?

— То, что я не знаю, как разорвать эту спираль. У Левушки Свирского была на эту тему любопытная теория. Он полагал, что после Большой смерти может восстановиться патриархальное равновесие. Люди перестанут плодиться, как кролики, уступят часть ноосферы мифическим созданиям, и воцарится мир, который существовал многие тысячи лет. Задолго до крещения, и до Египта с Месопотамией. Всем хватало еды и тепла, желающие упражнялись в изящных искусствах и всяких фундаментальных астрономиях, не посягая на чужую зону обитания…

— Я пугаюсь, когда ты говоришь так.

— Как «так»?

Коваль не видел жены. Он играл в аллигатора, залегшего в засаде. Над водой только нос и губы.

— Когда ты говоришь вот так. Ты начинаешь так говорить, когда не знаешь, что делать, или… или когда сам боишься.

Артур вздрогнул. Внезапно вода показалась ему очень холодной.

— Ты тоже заметила?

— Словно снег пойдет… — обронила она, распахивая одну из створок окна. — Или наводнение начнется…

— У меня сердце кололо, — пожаловался он и тут же пожалел.

Надина спина мгновенно окаменела.

— Так было, Кузнец… Когда були взбесились, помнишь, после засухи? И позапрошлым летом, когда… когда…

Она не договорила, но Коваль понял, о чем она думает. Три года назад их младший, Федя, едва не утонул в таежной реке.

— И при чем тут равновесие? — голос жены доносился до него глухо; она говорила, высунувшись в окно. — При чем тут Свирский и равновесие, если я всего лишь прошу тебя не затевать войны?

— Причина в том, что Свирский жестоко ошибся. Пятнадцать лет назад, когда я «проснулся», я почти поверил ему. Всё это было так убедительно — волшебные звери, бабки-ежки по лесам, ведьмы на погосте… Я почти поверил, что придется привыкать к сказочной жизни, кататься на помеле и нырять в дымоход. А оказалось, всё то же самое, только в профиль, тот же бубновый, или трефовый, интерес. И рожает теперь уже каждая третья, и пожарищ скоро не останется, и летуны мрут от бескормицы. И это значит, что кто-то должен опять поддерживать новое равновесие…

— Ты про Качальщиков? Ты говорил, что до Большой смерти их не было?

— И про Качальщиков, и про себя… Я этот феномен уже пятнадцать лет изучаю, и совсем недавно сделал простое открытие…

— Фи-но-мен?

— Неважно… — Он хотел сказать жене, что всё это ерунда, и что зря он затеял этот никчемушный диспут, и вообще, он хотел сказать, что очень ее любит, но не успел…

Опять не успел сказать ей что-то теплое и горько пожалел об этом, потому что в двери заколотили, точно Зимний охватил пожар.

Надя выронила кочергу. Артур накинул халат, взял револьвер и пошел отпирать. Никто не имел права вот так врываться, да никто, кроме самого ближнего круга охраны, и не знал, где находится спальня губернатора. Коваль шел к двери, понимая, что сердце болело не напрасно.

Вот оно, настигло его именно сейчас, когда ему было так уютно и сладко, когда впереди его ждали несколько безоблачных дней с супругой и дочерью…

— Нет, — сказала Надя, — не открывай.

На долю секунды у него промелькнула мысль так и поступить. Спрятаться, отсидеться, авось не найдут… Всё равно, кроме охраны, никто не знал, где его искать.

Он откинул засов, увидел начальника стражи, дежурного офицера с тигром, Даляра с трясущейся челюстью, Мишку Рубенса в одних подштанниках и Христофора с белым, как мел, лицом. А впереди толпы лежал ниц незнакомый человек.

Точнее, знакомый. Только Артур отказывался узнавать его, потому что принести этот человек мог только очень плохую весть.

— Что с моим сыном? — непослушными губами спросил губернатор.

— Бомба… — прошептал телохранитель Николая, еще ниже припадая к полу. — Не уберегли, двое наших погибли, и пацан…

— Кто? — удивляясь собственному спокойствию, спросил губернатор.

— Сам взорвался, бомба под одежей была. Прямо на машину прыгнул… Но по тряпкам — татарин, и рожа не обгорела…

— Поясок еще, — добавил начальник стражи, показывая обугленный огрызок, со следами арабской вязи. — Поясок от убийцы остался, вон и письмена на нем…