Братство Майкрофта Холмса

Я радовался только тому, что не вынул из рукавов второй рубашки записки, чтобы прочесть их в купе, как я рассчитывал сначала. Теперь об этом не могло быть и речи. Если мой попутчик узнает, что я получаю корреспонденцию таким необычным путём, то всё закончится весьма плачевно.

— Я делаю всё, что могу, и буду признателен вам, если вы оставите свои намёки. Я уже сказал, что возьмусь за эту работу, и, как вы можете заметить, взялся. — Моя обида была гораздо более естественной, чем мне того хотелось.

— Какая гордыня, — ответил сосед таким тоном, словно выслушал моё замечание о плывущих по небу облаках. — Когда вы попадёте в Германию, вам придётся обуздать её, не то за ошибки придётся расплачиваться в аду. — Он захихикал, но выражение лица не изменил. С того самого момента, как сосед вошёл в купе, его лицо пребывало в неподвижности, словно у каменной статуи.

— Ещё я буду вам благодарен, если вы оставите свои мысли при себе, сэр, — проворчал я, вздёрнув плечи, чтобы оказаться хоть на дюйм дальше от моего спутника. С этими словами я подвинул поближе потрёпанный саквояж — ещё один из неоценимых даров Эдмунда Саттона, — стоявший на сиденье между нами, как будто опасался, что попутчик залезет в него или просто схватит мои вещи и убежит.

— С превеликим удовольствием, — ответил попутчик, сознательно игнорируя мою грубость. — Но всё дело в том, что они потребуются вам прежде, чем мы окажемся во Франции.

— Вы что-то путаете, сэр, — рявкнул я, надеясь, что не выдал своей тревоги. — Я направляюсь в Амстердам.

— А вот и нет, мистер Джеффрис. Ваш маршрут изменился. Вы приплывёте в Кале, доедете до Парижа, а уже оттуда поедете на восток в Германию через Люксембург. Из Люксембурга вы поедете в Мангейм, а оттуда в Ульм. Получается большой крюк, но с этим вам придётся смириться. В Аугсбурге вас встретит герр Дотмундер. Вам не нужно ничего знать о нём — он сам найдёт вас по описанию. Он назовёт вам пароль: спросит, нет ли у вас английских монет, которые вы желали бы обменять на немецкие. От него получите дальнейшие инструкции. — С этими словами с моего незваного компаньона как ветром сдуло всю мимолётную доброжелательность. Мне же не оставалось ничего, кроме как усомниться в его намерениях.

Я повернулся к попутчику с самым угрюмым видом, на какой был способен, уставился в узел галстука и пробормотал:

— С какой стати я должен верить вам?

— Потому что у меня поручение от мистера Викерса и записка, в которой он подтверждает мои полномочия. К тому же у меня билеты для вас, а те, что вы купили, я заберу. Не вздумайте сказать, что у вас их нет: я знаю каждый ваш шаг, в том числе какие билеты вы купили и когда. Они у вас во внутреннем кармане пальто; по крайней мере, так мне сказали. — Губы человека скривились в довольной гримасе. — Ну конечно. Мне приказано также сделать так, чтобы любой, кто попытается проследить за вами, имел для этого подходящую цель. Мы не хотим, чтобы они метались по всему свету, разыскивая вас. — При этих словах он снял очки, вынул из кармана повязку и надел её на левый глаз. — Вне всякого сомнения, они будут следить прежде всего за этой приметой. — Он принялся возиться с очками, безуспешно пытаясь нацепить их поверх повязки.

— Мистер Викерс толковый малый, — заявил я, взяв большой конверт, который он протянул мне. В нём лежала ещё одна пачка банкнот, причём далеко не все они были британскими, и горстка французских и австрийских монет. Кроме того, там было несколько железнодорожных билетов и пачка расписаний. Я взглянул на одно из них.

— Обратите внимание: некоторые поезда отмечены. Именно ими вы и поедете. Правда, опоздания случаются часто, и даже вы от них не застрахованы. Если вы вдруг опоздаете на последний из указанных в расписании поездов, отправьте телеграмму на ту станцию, где у вас следующая пересадка, на имя отца дель Франко, и сообщите о том, что опаздываете. В случае, если связь с вами прервётся, — он наклонился ко мне, чтобы подчеркнуть значимость своих слов, — и вы не пришлёте нужную телеграмму, Братство будет считать, что вы пытаетесь вести нечестную игру. Тогда мы будем вынуждены открыть на вас охоту, чтобы жестоко покарать за предательство.

При других обстоятельствах я, скорее всего, счёл бы подобное мелодраматическое заявление пустым хвастовством, но сейчас, учитывая обе цели моей поездки — истинную и маскировочную, я уловил в этих словах то, что в них действительно содержалось: недвусмысленную смертельную угрозу.

— Я был бы последним валетом[3], если бы завёлся играть с такими козырями[4], как вы, — ответил я, поняв, что моему попутчику хорошо знаком жаргон преступников и уличных хулиганов. — Я сделаю то, что вы от меня хотите. Я уже сказал, что не собираюсь вас оплести[5], и не оплету.

— Для вас же будет лучше, если вы говорите правду. С теми, кто нам бесполезен, мы расстаёмся, а тех, кто пытается бросить нам вызов, безжалостно уничтожаем, — сказал попутчик таким же холодным тоном, как и те представители Братства, с которыми мне уже приходилось иметь дело.