Братство Маргариты

Конечно, по тревоге были подняты все войсковые части в округе, и Каминский во главе отряда конвоиров лично бросился в погоню. Через несколько часов беглых догнали с собаками, поймали, вернули в лагерь. И Каминский, который мечтал сделать карьеру на разоблачении этих «создателей бактериологического оружия», совершенно вздрюченный от азарта погони, собственноручно расстрелял их – якобы «при оказании сопротивления во время ареста», а на самом деле «чтобы японцы, суки, знали, чем кончаются такие побеги»…

Буквально назавтра комиссар Федоренко пришел в японский штаб с толстой тетрадкой в руке и сказал:

– Сержант Ёкояма, вы постоянно жалуетесь на плохие условия жизни. Можете вы еще раз перечислить все причины смертности японцев, о которых говорили Каминскому?

Юдзи с опасением посмотрел на его открытую тетрадь. Неужели Федоренко запишет сейчас все его жалобы как агитацию Юдзи против Советской власти и партии большевиков?

Но Федоренко сказал:

– Не бойтесь, ничего плохого лично вам от этого не будет. Зато поможет улучшить ваши условия жизни.

И своими красивыми синими глазами прямо посмотрел Юдзи в глаза.

Юдзи вспомнил кодекс Бусидо, который говорит, что навстречу опасности нужно идти решительно, и снова перечислил все, что говорил Каминскому: ужасные условия в бараках, очень плохое питание, воровство охраны на кухне, жестокое обращение охранников, плохое отопление, антисанитарные условия жизни, отсутствие бани и прачечной, вши и так далее. И несмотря на все это, руководство лагеря безжалостно отправляет на работу в шахты даже больных людей…

Федоренко слушал не перебивая и делал записи в своей тетради. А когда Юдзи закончил, закрыл тетрадь и сказал:

– Все, спасибо. Почему здесь так холодно? Давай топи побольше углем!

– Господин комиссар, как видите, даже для нашего офицерского штаба угля дают очень мало.

– Ничего, топи. Я скажу на складе, чтобы вам добавили.

А еще через неделю, в самом начале весны, майор Каминский исчез из лагеря. При встрече с интендантом Задярным Юдзи сказал:

– Здравствуйте, лейтенант. Скажите, пожалуйста, где наш начальник Каминский? Куда он пропал? Его нет в лагере уже целую неделю!

Задярный посмотрел по сторонам и сказал:

– Каминского больше нет. Понял?

Юдзи испугался, спросил:

– Как это нет? Он умер?

– Для вас и для нас – считай, что умер. Федоренко его съел.

Юдзи испугался еще больше:

– Съел?!

– Какой ты дурной! А еще астроном! – сказал Задярный. – Съел – это не значит съел заживо. Ну, или вмертвую. Да ну тебя! Съел – значит настучал на него, ты понял?

Юдзи понял, что русский язык очень сложный – в нем столько же идиом, сколько звезд на сибирском небе.

Но Задярный, наверное, и сам не любил Каминского, поэтому в конце концов сказал Юдзи очень просто:

– Мудак был этот Каминский! Мало того что держал за жабры Федоренко и Саратову, так еще и сам к этой Саратовой стал клинья подбивать. Внаглую вызывал ее в свой кабинет и трахал прямо на рабочем столе! Какой мужик это стерпит? Тем более комиссар! Теперь Каминского отдали под суд. За расстрел военнопленных и воровство продуктов со склада он получил восемь лет.

18

Первое мая! Праздник! Весна! «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Во всех республиках СССР выходной день. Даже в лагере.

Под теплым весенним солнцем таяли ледяные сугробы, ледовые дороги превращались в журчащие ручейки, сливавшиеся в могучие потоки. Талая вода ручьями стекала с холмов и с раскатистым шумом падала с обрывов в крутые овраги. По реке плыли льдины, потом начался весенний паводок. Преображение природы происходило стремительно и неистово.

Наконец японцы увидели черную землю! Когда первого мая они вышли за ворота лагеря, то полной грудью вдохнули теплый весенний воздух. И увидели: в поле проросли дикие травы, над ними поднимается пар. Земля – дышит! Бабочки летают, трепеща крыльями. Твердые, как панцирь, почки берез стали распускаться, молодая листва появилась на кедрах. И птицы клиньями потянулись с юга на север. «Надо и нам бороться за жизнь», – говорили японцы, глядя на мир, восстающий из зимнего оцепенения.

Нонака, помощник переводчика Юдзи Ёкоямы, который раньше служил в финансовом управлении Квантунской армии, а в лагере выучил русский язык, сказал:

– Смотрите, сержант Ёкояма, как над землей поднимаются потоки теплого воздуха! Почему Бог не дал нам крылья? Мы бы сейчас взлетели! Я верю, что когда-нибудь люди научатся летать. Это будет обязательно!

Нонака – поэт. Он каждый день пишет по одному танка и носит в кармане записную книжку – сборник своих стихотворений. За это японцы назвали его «японский Симонов».

Вместе с приходом весны возродились надежды на возвращение домой. Глядя на летящих птиц, один солдат сказал:

– Когда приеду в Японию, первым делом отправлюсь на горячий источник, попарюсь там до вечера, а ночью войду в дом с черного хода.

– Почему с черного? – изумился второй. – Мы же не по собственной воле оказались в плену, а подчинились императорскому манифесту о капитуляции. Я войду в дом с высоко поднятой головой!