Братство обреченных

Эхтин читал дело несколько лет назад. Потом ему постоянно приходилось отвечать и на жалобы самого Куравлева, и на запросы всяких организаций (Администрации президента, Госдумы, уполномоченного по правам человека, правозащитным организациям и прочим, куда писал либо Куравлев, либо его жена).

В конце концов его просто достало отвечать одно и то же. В итоге он написал такую бумагу: «…Доводы, приведенные Куравлевым в своих жалобах, являлись предметом тщательного изучения и исследования в судах первой и второй инстанции и получили правильное разрешение в судебных решениях. Кроме того, уголовное дело изучено Главной военной прокуратурой. На поставленные вопросы ему даны полные и исчерпывающие ответы правомочными должностными лицами, в том числе 12 июля 2001 года врио ГВП, согласно которому оснований для принесения протеста на судебные решения не имеется. При поступлении аналогичных обращений впредь переписка с Куравлевым будет прекращена…»

— Я прочитал, ничего нового они не нашли, — сказал на следующий день своему начальнику Эхтин.

— Ты дело вызвал?

— Нет. А зачем?

— Видишь эту визу? — Начальник ткнул пальцем в роспись генпрокурора. — Письмо на контроле. Отнесись ответственно. Главный сказал — с журналистами надо урегулировать, чтобы никаких статей больше не появлялось.

— Легче надзорное из архива поднять, — произнес Эхтин. — Уголовное все равно будет долго ходить. Оно же хранится в суде в Самаре. К тому же его наверняка уже Верховный суд запросил. Они ведь и туда обратились.

— Точно запросил?

— Точно, — уверенно ответил Эхтин, хотя он на самом деле не знал. Только предполагал.

— Ты это проверь.

— Хорошо. Я позвоню. Прямо сейчас.

— Если из Верховного суда к ним запрос не пришел, посылай свой. Понял меня?

— Да.

Эхтин позвонил в Самару старому знакомому — судье Самойленко.

— Привет, Юрик, как дела?

— Здорово, Митроха.

Они вместе учились в Краснознаменном военном институте на юридическом факультете. Не то чтобы дружили, но приятельствовали.

— Здесь шум поднялся из-за твоего Куравлева, помнишь, в девяносто восьмом осудил гэбиста из Оренбурга?

— Читал-читал. — Судья усмехнулся. — Ну что, тебе высылать дело? Сейчас дам команду готовить к отправке.

— Да на хрена оно мне здесь нужно?

— Не знаю, может, ты почитать захотел. — Самойленко посмеялся. — Что думаешь отвечать?

— А ты не знаешь?! — на повышенных тонах бросил Эхтин, мол, зачем глупые вопросы задавать? — Ты лучше скажи, вам запрос из Верховного суда не поступал?

— Еще нет.

— Значит, поступит. Эти писаки туда тоже обратились.

— Хорошо. Буду знать.

— Пока. Супруге привет.

Переговорив с судьей, Эхтин пошел к начальнику.

— Так и есть: они готовят дело для отправки в Верховный суд.

— Ладно. Доставай надзорное.

* * *

В это самое время Азарова и Ветров витали в облаках. От ждали, что вот-вот раздастся звонок и радостный голос из прокуратуры (или Верховного суда) сообщит: мы проверили факты, все подтвердилось, какие вы молодцы, спасибо большое!

* * *

Но вместо этого через неделю опять пришлось звонить самим. И то потому, что Ветров постоянно зудел Азаровой: ну что там? Вы держите вопрос на контроле? А как? Эту тактику Андрей выбрал специально для Ольги. Потому что прямо потребовать не мог (она не тот человек, который бросится исполнять). Сам звонить — тоже (у нее есть контакт с замом генпрокурора, у него — нет). Оставалось только зудеть.

— Письмо передали в Главную военную прокуратуру, — сказала она, поговорив с прокурорским генералом.

— В общем, решили дело замылить, — со скепсисом произнес Ветров. — А нас — кинуть.

— Не получится кинуть! — убежденно воскликнула Азарова.

«Что-то рано Андрюша готов сдаться, — недовольно подумала она. — Он не боец. Надо ему поуверенней себя чувствовать!»

— Вы все своего убийцу хотите из тюрьмы вытащить? — с усмешкой произнес товарищ, сидевший с ними в кабинете.

— Он не убийца, — возразила Азарова. — Его вина не доказана.

— А зачем же он тогда признался? — Коллега поправил свои круглые очки.

— Милый, ты как не в отделе расследований работаешь. — Ольга бросила на него пренебрежительный взгляд. — Не знаешь, как у нас люди в стране признаются?

— Если тебя бросить в отделение милиции, ты через пару дней даже убийство Кеннеди на себя возьмешь, — добавил Ветров.

— Его же там не били, он сам говорил. — Коллега посмотрел на Азарову, потом на Ветрова и уперся взглядом в фикус. — Это бывший офицер ФСБ, грамотный мужик. Он же не кражу велосипеда на себя брал. И даже не изнасилование. А убийство четырех человек. Детей! Знал, что за это смертная казнь. Зачем же брал чужую вину, если сам не виноват?

— Прижали мужика, — сказал Андрей.

— Ага, и он расплакался и пошел на смертную казнь? Ты хоть сам понимаешь, как это глупо звучит? Неправдоподобно просто!