Братство охотников за книгами

Козимо спокойно ждал конца в окружении бесценных коллекций, вдыхая напоследок запах книг, готовясь присоединиться к их авторам в мире, где человеческий дух парит среди небесных сфер, беседует с ангелами и беспричинно улыбается суровым теням богов. Именно в смерти он достигнет идеала всей своей жизни — стать uomo universal[5].

*

Известие о другой смерти опечалило христианский мир. Это была кончина папы Пия II — как раз после его последней попытки снарядить Крестовый поход. Войско, которое он набрал в Мантуе и Анконе, разграбило несколько городов и истребило сотню неверных, затем крестоносцы разбрелись по домам. В апреле еще один неудавшийся Крестовый поход оставил в память о себе три десятка трупов на улочках краковского гетто, на этом все и закончилось. Неужели христиане утратили Иерусалим навсегда?

На Святую землю стекались толпы искателей приключений и наемников без роду и племени. Священники же предпочитали получить крошечную епархию где-нибудь в Анжу или Рейнской области, нежели епископство в Палестине. Монархи нисколько не были заинтересованы в завоевании опустошенной страны, терзаемой эпидемиями и отравленной миазмами. Даже эмир Иудеи мечтал лишиться своей ничтожной должности и получить доступ к богатствам Александрии или Багдада. Он ненавидел орды паломников, что беспрестанно высаживались на побережье и отправлялись вглубь страны, огромные караваны, пересекавшие территорию в обратном направлении, шедшие к портам, бесконечные перемещения кочевников, спасавшихся от голода и засухи. Ослики пилигримов, верблюды торговцев, козы крестьян в конце концов сожрали остатки жалкой растительности, которая хоть как-то прикрывала постыдную наготу почвы и скал, прятала уродство каменистой земли. Эта территория, бремя управления которой несли мамелюки, являла собой запутанное переплетение дорог и тропинок, словно дорожная станция между двумя мирами — Востоком и Западом. Овеянные легендами и славой поля сражений давно заросли сорняками. Гробницы пророков, рыцарей, римских центурионов разрушены солнцем и ветром. Остались только евреи да поэты, которые все еще стекались к Иерусалиму, — так запоздалые клиенты дома терпимости почтительно приветствуют его содержательницу, увядшую с возрастом. Впрочем, большинство из них никогда не видело города, которому они так упорно возносили хвалу. А Иерусалим, словно проститутка, приспосабливался ко всему, был готов принять все символы, все рифмы, все надежды, всех священников и солдат, невозмутимо кладя в карман плату за свое несчастье и нужду. И все-таки поэты упорно продолжали славить его в изысканных одах, а евреи — предсказывать его возрождение из пепла. Ибо для них судьба Иерусалима была запечатлена не в войнах, а в Священном Писании. Этот город был построен не из камней и кирпичей, а из речей и грёз.

Облокотившись на край крепостной стены, ограждавшей внутренние монастырские галереи, Франсуа и Колен наблюдали за приближением каравана. Они уже различали кричащие цвета плюмажа, которые ярко выделялись на фоне рыжих зрелых колосьев и бурых повозок, словно городская заносчивая пестрота бросала дерзкий вызов сдержанным тонам сельского пейзажа.

У подножия холма монахи разгрузили повозки, затем, закинув на спины тюки и свертки, стали подниматься по крутой отвесной тропинке, ведущей к монастырю. Часовые-монголы заняли позиции на крышах, башнях и колокольне. Похоже, приезд книготорговца обострил бдительность мамелюков. Один из стражников даже разглядел какого-то разведчика, рыскающего вокруг монастыря. Или это был всего лишь охотник?

Элегантный чужестранец вышел из густого кустарника, примыкающего к холму. Он почти не запыхался и в своих высоких башмаках со шнуровкой, не спотыкаясь, шагал по гравию легко и непринужденно, словно собрался на торжественный ужин. Бросил быстрый взгляд на Вийона и Колена, но сделал вид, будто их не увидел, возможно, его ослепил свет. Подойдя к воротам, стянул с головы пеструю шляпу и низко поклонился настоятелю. Затем достал из дорожной сумки бочонок, кинжалом подцепил крышку, опустошил содержимое — судя по запаху, это была водка — и, вскрыв двойное дно, извлек шкатулку, наполненную золотыми и серебряными монетами.

— Это вам за работу.

*