Братство: Опалённый

Голов, если быть точным было две, правда второй монах, чья главная часть тела сейчас лежала на подносе, был не только абсолютно лыс, но, и весьма невезуч — потеряв голову и, как следствие, жизнь, он не остановился на достигнутом — на подносе, демонстрируя мастерство хирурга, лежала только половина головы. Скальпель в руке врача разрезал её вертикально, по линии носа, отчего лежащая вскрытой частью своего содержимого голова сейчас более всего походила на учебное пособие из медицинской академии, где ей, в окружении подобных наглядных пособий и было бы самое место.

— Брат Павел, — ахнул стоявший посреди своих товарищей монах, по чьей рясе проходила широкая зелёная кайма, разукрашенная вдобавок, тонкими серебристым полосочками с небольшими кружочками того — же цвета на концах. Этот брат, в отличии от остальных двух и был основной целью Сэма, сразу приметившего резко контрастирующее, техногенное оформление его рясы.

— Значит его звали Пётр, да? — подхватив, безо всякого почтения, голову за нижнюю челюсть, он поднес её сначала к первому монахи, а затем и ко второму: — Пётр? Ну что же… У меня плохие новости как для вас, так и для отца Петра, впрочем, он уже, а в этом я не сомневаюсь, тестирует новую сковородку в аду. Так вот, святой отец… Отец, — вернув голову к лицу первого Сэм вздохнул: — Не знаю я имени твоего, да и, говоря по-честному, и знать не хочу — нет у меня, человека верующего, — переложив голову в левую руку, он быстро совершил знак Веры над сердцем: — Нет у меня желания поганить слух свой твоим проклятым именем.

Увидев, что техногенщик, а Сэм так, для себя, обозначил монаха с зелёной каймой, приоткрыл рот, желая что-то сказать, он проворно заткнуть ему рот ладонью: — Молчи, проклятый Богом! Молчи! Один звук и клянусь — за борт выкину, — подтверждая свою угрозу, Сэм кивнул на люк аварийного шлюза, находившиеся на противоположной переборке, прямо напротив пленников.

Убедившись, что его слова дошли до затуманенного страхом сознания монаха — техно-брат был молод, хотел жить — его тело сотрясала крупная дрожь, Сэм, поставив в уме жирную галочку, повернулся к первому.

— Сюда смотри, — помогая себе второй рукой, он повернул голову макушкой к монаху так, что стали видны провода, уходящие вглубь черепа: — Что это по-твоему?

— Я же сказал, — мотнув головой, упрямо повторил пленник: — Переговорное, импланты у нас.

— Импланты, говоришь?

— Да. — Кивнул монах: — Такие же как зубы, или протезы. Святая Церковь не запрещаем чадам своим лечиться.

— Зубы, значит? Лечиться, да? — положив голову на поднос, Сэм приподнял за нос половинку черепа, демонстрируя его внутреннее содержимое: — Скажи мне, святой отец, а давно ли Святая Церковь разрешила размещение печатных плат в головах своих слуг? — Свободной рукой он указал на торчавший из внутренней поверхности затылочной кости кусок пластика: — Серебренными болтиками прикрутили, — покачал головой он: — Щедра, мать ваша, церковь святая, о здоровье, чад своих, заботится. О телесном — наплевав на души ваши, бессмертные. — Отпустив кусок головы, он упал на поднос с глухим стуком, Люциус поднял лежавший рядом с ним небольшой кусочек пластика, чья уже знакомая зеленоватая поверхность была испачкана запёкшейся кровью: — А это что? А, брат?

— Не знаю, — равнодушно пожал плечами тот, отворачиваясь и избегая смотреть на пластинку, в отличии от техно-брата, который прямо-таки впился взором в кусок электроники, что не осталось незамеченным Сэмом.

— Не знаешь? А я тебе скажу. Это, — Сэм поднёс пластинку поочерёдно к лицам обоих братьев: — Это печатная плата. А вот это, — кинув её на поднос, он поднял другую — ту самую, что Михаил вытащил из Судьи: — А вот это — другая плата. Мы её из того механического монстра вытащили, который напал на нас в вашем монастыре. Ну? — отступив на шаг, он обвёл глазами всю троицу: — Молчите? Так я скажу — это богомерзкая и проклятая вовеки электроника. Да-да, она самая. И, что хуже для вас, предателей веры, все эти гадости имели контакт с живой плотью!

— Мы веру, — подал голос третий из монахов, молчавший всё это время, по краям рясы которого тянулся тонкий белый кантик: — Веру не предавали! В отличии от тебя, вор! Ты, посягнул на святую обитель и душа твоя, в отличии от наших, будет проклята, и гореть тебе…

— Свою судьбу я знаю, — перебил его Сэм: — А вот что касаемо вашей — всё зависит от вас.

— Неужто отпустишь? Ты? Нас? — Скривил рот в усмешке всё тот же монах, чья ряса имела полосы синего цвета.

— Отпущу, — серьёзным тоном заверил его Люциус: — Ответите на мои вопросы — будите жить. Нет, — он развёл руками, давая понять, что какой-либо торг невозможен.

— Тогда — казни, — выпрямился, принимая гордую позу синий: — Я готов умереть за Веру. Уверен, — посмотрев на братьев он перевёл взгляд на Сэма: — И братья мои предпочтут краткие телесные муки вечному блаженству.