Из-за неожиданно поднявшегося ветра огонь распространялся необычайно быстро – башня, где располагались покои королевской семьи, в мгновение ока сгорела дотла. Уже потом стало понятно, что сам Светоносный наказал Крафию за чрезмерное любомудрие, восставив на небо Звезду Смерти, чьи лучи воспламенили дворец огнем богов, который невозможно потушить. А сразу после страшного пожара народ недоумевал, почему могущественные королевские маги не могли справиться с пламенем и спасти королевскую семью. Почему маги Сферы Огня не совладали с подручной им стихией? Почему маги Сферы Бури не утихомирили ветер? Почему маги Сферы Жизни не вызвали проливной дождь? И почему маги Сферы Смерти не обратили пылающую древесину в мертвый камень, не способный гореть?
Но это было потом.
А спустя несколько часов после пожара, когда почернелые каменные стены дворца еще дымились, верный вассал и родной брат короля герцог Алиан Крафийский со своими людьми двинулся на Талан. И – кто знает – может быть, герцог, мстя за брата, перерезал бы магов, которых в Талане, как и по всей Крафии, было великое множество, но князья Лелеан и Гиал во главе своих воинов закрыли город. Герцог, понимая, что, если он сейчас не займет Талан, его шансы сесть на опустевший престол уменьшатся, бился бешено. Но и князья сражались отважно. Многие видели их на поле брани, и рассказывали потом воины, что князь Лелеан десятки раз получал раны, какие непременно убили бы кого другого, и пал только, когда ему размозжили голову булавой. А князь Гиал попал под обстрел арбалетчиков и, утыканный болтами, будто еж, продолжал разить герцогских ратников, пока не упал с коня и не был растоптан копытами всадников. И сам герцог Алиан Крафийский в битве под Таланом нашел свою смерть.
И воцарилась в заваленном пеплом и трупами Талане кровавая анархия: претенденты на престол, покинув родовые замки, терзали город, будто псы – мозговую кость.
Повелитель маленького лесного царства Кастарии царь Иган Мудрый не доверял своему единственному сыну Лейбару. И не без оснований: более всего на свете Лейбар жаждал власти, ибо все остальное – золото, женщины, вино, яства, все мыслимые развлечения, доступные смертному, – у него было. Когда Лейбару стало пятнадцать лет, он решил, что глупо ждать естественной смерти своего родителя еще двадцать или тридцать лет – до того возраста, когда кровь перестает кипеть и желания начинают иссякать. Как-то ночью Лейбар прокрался в отцовскую опочивальню с кинжалом, лезвие которого было густо вымазано красным соком ядовитой шатун-травы, – достаточно было одной-единственной царапины, чтобы яд попал в кровь. И тогда царю Игану осталось бы жить считаные минуты.
Но Иган не всегда назывался Мудрым и не всегда был царем. Он начинал свой путь простым лесорубом в далеких лесных чащобах, кишащих ограми, медведями, волками-людоедами и коварными ползучими гадами. Только там произрастали драгоценные железные деревья, не тонущие в воде и при этом по прочности почти не уступающие стали – они и представляли собой основной доход Кастарии. В
После смерти свекра Иган стал править Кастарией, и правил хорошо, поэтому прозвище Мудрый получил очень скоро. Но привычку спать вполглаза сохранил на всю жизнь.
Лейбар не успел даже занести кинжал. Первый удар Игана сломал ему половину лицевых костей, второй – должен был размозжить голову, но царь вовремя узнал в ночном госте родного сына. Прибежавших на шум стражников (Иган не имел привычки выставлять на ночь охрану у своей опочивальни, стража ночами дежурила в коридорах дворца) царь прогнал. А сына не стал даже допрашивать. Недаром Игана называли Мудрым. Он хорошо знал своего отпрыска и знал также то, что плененный жаждой власти человек не освободится от этого ига никогда. Лучшим выходом было бы казнить Лейбара прямо этой же ночью, но… сделать это Игану помешала отцовская любовь. Иган лично отволок бесчувственного Лейбара к дворцовому лекарю, а когда царевич несколько оклемался – приказал заключить его в самый глубокий подвал, какой только найдется в подземелье дворца. И после этого Иган никогда и ни с кем не говорил о единственном своем сыне, вероятно втайне надеясь, что Лейбар исчахнет в неволе скорее, чем умрет он сам.