— Помнишь, о чем я всегда говорил? Чтобы предугадать еле дующий ход противника, нужно думать, как он. Не забудь — тебя обучал я. Я знаю о тебе все.
— Не совсем.
— К этому мы еще вернемся. Я представил себя на твоем месте. Зная о тебе все, я стал тобой.
— И что дальше?
— Кто перед тобой в долгу? Кому бы ты мог доверить свою жизнь? Кому ты доверял ее раньше? Как только я понял, какие вопросы должен тебе задать, я вычислил ответы. Один из них был следующим: необходимо установить слежку за теми барами в Гонолулу, которые посещает спецназ.
— Хитро придумано.
— Ты действовал не менее хитро.
— Увы, именно хитрости мне как раз и не хватило, коль меня смогли обнаружить в баре. Я и не заметил, что за мной следят.
— Не забывай, в команде противника играл твой учитель. Сомневаюсь, чтобы твои действия кто-нибудь другой смог бы предугадать.
— Почему меня не взяли в Гонолулу? В конце концов, я нарушил неприкосновенность убежища. За мной охотятся все разведки. Выдав меня, ты заработал бы себе очки, особенно в глазах русских.
— Я не был уверен, что ты дашься живым.
Крис уставился на своего учителя. С подносом в руках вошел помощник Элиота, носивший кольцо и галстук выпускника Йельского университета. Он поставил на столик бутылки с перье, лед и бокалы и вышел.
— А кроме того, — сказал Элиот, разливая вино по бокалам и тщательно подбирая слова, — мне было любопытно узнать, зачем, тебе понадобился дантист.
— Это мое личное дело.
— Уже нет. — Элиот протянул ему стакан. — Пока ты был без сознания, я задал тебе несколько вопросов. — Он помолчал. — Я знаю, ты хотел покончить с собой.
— Хотел.
— Надеюсь, что да, и это моя заслуга. Зачем ты хотел это сделать? Ты ведь знаешь, какую боль причинила бы мне твоя смерть. А тем более самоубийство.
— Потому-то я и хотел удалить зубы. Если бы мое тело когда-нибудь нашли, его не смогли бы опознать.
— Но зачем ты обратился к священнику? Пошел в убежище?
— Мне был нужен зубной врач, привыкший работать с оперативными агентами. Такой не задает лишних вопросов. Элиот покачал головой.
— Ты мне не веришь?
— Нет. Стоило поискать, и ты бы сам нашел зубного врача. Даже если он как-то связан с нами, его всегда можно заставить молчать. С помощью денег. Нет, к священнику ты обратился по другой причине.
— Ну, раз тебе все известно…
— Ты пошел к священнику, потому что знал — прежде чем дать тебе необходимую информацию, он наведет справки. И я узнаю, где ты находишься. Твоя просьба меня удивит — и я тебя перехвачу.
— Но я не хотел, чтобы мне помешали выполнить задуманное.
— Не хотел? — Элиот подмигнул. — Твое обращение к священнику — это крик о помощи. Предсмертная записка самоубийцы. Ты хотел, чтобы я знал, как тебе плохо.
Крис покачал головой.
— Ты хотел это неосознанно, не так ли? — Элиот нахмурил брови и подался вперед. — В чем дело? Ты хочешь мне возразить?
— Не знаю, смогу ли я объяснить. Скажем… — Крис мучительно подбирал слова. — Мне все опротивело.
— За годы жизни в монастыре ты сильно изменился.
— Нет, мне стало тошно еще до монастыря.
— Выпей перье. От амитала у тебя, должно быть, сухо во рту Крис машинально повиновался. Элиот одобрительно кивнул.
— Что именно тебе опротивело?
— Мне стыдно.
— Того, что ты делаешь?
— Того, что я чувствую. Вину. Я вижу лица, слышу голоса-Мертвых. Я не могу от них избавиться. Ты приучил меня к дисциплине, но она больше не помогает. Я не вынесу стыда.
— Послушай меня, — сказал Элиот. Крис потер лоб.
— У тебя опасная профессия. И дело не только в риске для собственной жизни. Как ты убедился, существует еще и духовная опасность. Наша работа вынуждает нас совершать бесчеловечные поступки.
— Но зачем?
— Ты не ребенок. Ты знаешь ответ не хуже меня. Мы защищаем наш образ жизни. Тот, который считаем единственно верным. Мы жертвуем собой, чтобы другие могли вести нормальную жизнь. Не вини себя за то, что ты вынужден делать. Вини наших противников. Кстати, о монастыре: почему эти цистерцианцы не смогли утолить твою духовную жажду, если все дело было в ней? Почему они выгнали тебя? Может, ты нарушил обет молчания? Что, тебя хватило всего на шесть лет?
— Это были замечательные годы. Шесть лет покоя. — Крис нахмурился. — Слишком много покоя.
— Не понимаю.
— Из-за того, что устав ордена так строг, каждые шесть месяцев нас проверял психиатр. Он выявлял малейшие наклонности к бесцельному времяпрепровождению. Ведь смысл жизни цистерианцев в работе. Чтобы прокормить себя, мы возделывали землю. Тому, кто не мог внести свою лепту, не позволялось жить за счет других.
Элиот выжидательно кивнул.