Палач сразу же направился в пыточную камеру. Сводчатое помещение, пропахшее селитрой и страхом.
Спускаясь по лестнице, палач думал, что вот уже на протяжении нескольких веков в этом подземелье, пропахшем нечистотами, допрашивают обвиняемых, и все это время их приковывали к камням, отполированным страданиями и кровью. По правде говоря, их больше не приковывали. Это было одним из введенных им новшеств: он заменил цепи кожаными ремнями. Во время допроса узники извивались в отчаянных попытках избавиться от невыносимой боли, и ремни резали их запястья и щиколотки. Когда же суставы начинали обнажаться, палач отвязывал несчастных, собирал ремни и опускал их в уксус. Затем он вновь закреплял ремни, и едкая кожа медленно разъедала плоть до самых сухожилий. На этой стадии мученики больше не кричали, они взывали к смерти.
Встав на последнюю ступеньку, палач расстегнул ворот рубахи и взял ключ, висевший у него на груди. Сначала дверь открывалась бесшумно, но потом заскрипела, цепляясь за пол, вымощенный плитами.
Тело, лежавшее на каменном столе, слегка шевельнулось. То было короткое и стремительное движение, словно плохой сон потревожил спящую.
По углам помещения стояли маленькие масляные светильники, озарявшие мерцающим светом стены, позеленевшие от сырости. Пол был покрыт толстым слоем грязи, смешанной с небольшими осколками камней. Палач запретил мыть пол. Узники входили сюда босиком, и первое, к чему они прикасались в камере пыток, был этот слой засохшей крови. Некоторые признавались даже раньше, чем их успевали привязать.
Прислонившись к ледяной каменной стене, палач разглядывал свою новую жертву. Это была молодая женщина. Волосы, спадавшие на вспотевший лоб, венцом окружали точеное лицо. Ее привязали обнаженной, оставив только тонкую бело-оранжевую полоску ткани внизу живота, ткани, которую можно было всегда найти у торговцев, постоянных поставщиков дворян. Во рту у нее был кляп, а веревки не позволяли ей ни на сантиметр приподняться над этим одром боли. Взяв в руки свечу, палач проверил, насколько прочны путы. Все было сделано на совесть.
Ему оставалось только разбудить этого ангела.
Когда первые капли раскаленного воска упали на плоский живот, несчастная задрожала всем телом.
Пламенеющая жидкость очертила совершенный контур своей новой формы, и бесконечный стон прервал молчание кляпа. В тот момент, когда свеча оказалась во впадине пупка, палач сказал:
— Я вижу твои глаза. В них страдание и страх. Однако тебе не знакомо ни то, ни другое.
Лоб молодой женщины сморщился от ужаса.
— Ты думаешь, что страдаешь, но ты ошибаешься. Истинное страдание далеко, за пределами всех твоих представлений. Когда ты поймешь, что страданиям нет предела, ты испугаешься за свое будущее.
Обнаженное тело начало покрываться потом.
— И это только начало. Вскоре вся твоя сущность предаст тебя. И мне даже не придется до тебя дотрагиваться. Страх гораздо сильнее нашего целомудрия. Но не волнуйся, вскоре стыд перестанет терзать тебя. У тебя в животе будет столько воды, что ты начнешь умолять меня вскрыть твое нутро, чтобы очистить тебя.
Лицо молодой женщины стало пунцовым. Едкий запах постепенно распространялся по всему помещению.
— Знаешь ли ты, почему все обвиняемые признаются? Потому что они боятся своих собственных страданий.
Привязанное к камню тело забилось в конвульсиях. Глаза вылезли из орбит, словно у проклятого.
— Когда я вытащу кляп, ты сразу же заговоришь. Однако это мне неинтересно. Я оставлю тебя, чтобы ты подумала, поразмыслила. Знай, я приду завтра.
Резким движением палач встряхнул свечу, и дождь из восковых звездочек оросил обнаженное тело. Кляп заглушил крик боли.
— Это твой первый поцелуй смерти.
19
Великий секретарь взошел на помост и убрал толстую доску, приставленную справа. Он раздвинул обивку и извлек из кармана зажигалку фирмы «Zippo». Пламя осветило ступени каменной лестницы, ведущей во мрак.
— Доску оторвали загодя. Следуй за мной. Это потайной вход в запасники, где хранятся экспонаты, не выставленные в музее. Мало кто из братьев знает об их существовании. Систему освещения повредили во время ремонтных работ, проводимых в музее.
— Тайный коридор, — прошептал Антуан. — Я пойду впереди.
Комиссар начал спускаться первым, за ним последовал великий секретарь. Они дошли до запертой черной металлической решетки, преграждавшей доступ в помещение, где хранились вперемешку ящики и предметы мебели разных эпох.
— Здесь нет ничего, что указывало бы на убийцу, — сказал он, поднося зажигалку к решетке и пытаясь разглядеть как можно больше. — Там есть запасной выход?
— Нет, его замуровали, поскольку через него проникала сырость от коллекторов Гранж-Бательер, проложенных пятью-шестью метрами ниже. Сейчас мы находимся на уровне автостоянки. Но я, кажется, знаю, куда подевался наш человек. Идем, — ответил великий секретарь с таинственным видом.