— Наш король был введен в заблуждение, вот и все. И когда он понял, что впустил к себе Зло, то призвал на помощь святую инквизицию. — Фламель вздрогнул. А Майар продолжал: — Вам известно, что это означает, не правда ли? Впрочем, еврей приехал не один. Он привез с собой дочь и…
На противоположной стороне улицы с замогильным скрежетом распахнулась дверь. Несколько лет оттуда не раздавалось ни звука, окно было закрыто, а дверь замурована. В квартале поговаривали, что этот дом принадлежал доминиканцам, священнослужителям, получившим его по наследству, а затем бросившим на произвол судьбы. Но после Рождества там поселился какой-то человек.
Одетый во все черное, с надвинутым на лицо холщовым капюшоном, незнакомец направился в сторону Сены.
Мэтр Майар схватил Фламеля за рукав.
— Господи, только бы он нас не слышал! Во спасение наших душ и жизни наших тел!
На этот раз Фламель подумал, что он сам и его близкие действительно жили во власти книг. Даже дама Пернель, его жена, которая, впрочем, каждый день охотно беседовала с подругами на базаре, ни единым словом не обмолвилась о новом соседе.
— Право слово, мэтр Майар, вы говорите загадками. Во-первых, этот костер, на который вы только намекаете. А во-вторых, это человек, который заставляет вас дрожать всем телом.
Меховщик дождался, когда незнакомец скроется за углом, и только тогда ответил:
— Просто, мой дорогой сосед, я не люблю совпадений. Сами видите, что появился человек, провозвестник несчастья, одетый в черные одежды, как смерть.
— Я разглядел лишь капюшон, закрывавший его лицо.
— Это для того, чтобы его никто не узнал. И чтобы гнев людской не обратился против него. Ах! День, когда я выяснил, кто он…
На этот раз Фламель, невозмутимость которого приводили в пример все обитатели улицы Святого Иакова, взорвался:
— Ну наконец, мэтр Майар, скажите мне прямо, кто он?!
— Новый палач.
На мгновение Никола Фламелю почудилось, будто он видит адовы пытки, такие, как на росписях тимпана собора. А его сосед продолжал:
— Именно поэтому доминиканцы отдали ему этот дом. Ведь вам известно, что им поручено искоренять ересь. А для этого требуется суровый человек. Человек, которого нельзя растрогать…
Перед внутренним взором Фламеля вновь предстало видение. Он вспомнил покойника, выброшенного Сеной. Расчлененное тело, вздувшийся от воды живот и оскалившийся в ужасе рот… Рыбаки, выловившие бесформенный труп, сказали, перекрестившись: «Это работа палача».
Мэтр Майар проверил замки на двери своего дома. Колокола собора Парижской Богоматери зазвонили, призывая к ангелусу.[4]
— Возблагодарим небеса, что мы добрые христиане и покорные сыны Церкви, ибо для некоторых ночь будет долгой. У вас была трудная неделя. Пойдемте со мной на берег Сены. Давайте вместе посмотрим на казнь еврея. Зрелище доставит много радости славному парижскому люду.
5
На четвертом этаже из лифта выехал человек в кресле. Марка ждал его на площадке, придерживая дверь.
— Не пропустишь ли со мной стаканчик после церемонии? — с озабоченным видом спросил его Поль де Ламбр.
— С удовольствием. Я останусь на агапу, хотя мне этого совсем не хочется. Неизвестно, сколько это продлится…
— Нет, не во время агапы. Я желал бы побыть с тобой наедине. Живу я рядом, адрес ты знаешь.
— Так почему бы и нет? Я ничего не планировал на этот вечер. Давай встретимся после собрания.
— Договорились. Я должен взять конверт у библиотекаря и повидаться с великим секретарем. Это займет добрых полчаса. Если тебя не затруднит подождать у меня дома, я дам тебе ключи и сообщу код.
Антуан ускорил шаг, чтобы не отставать от механического кресла.
— Может, лучше я подожду тебя напротив, в кафе?
— Нет, это слишком личное. Одним словом, я знал, что ты придешь сегодня. Досточтимый мастер передал мне список участников.
Комиссар остановился.
— Что-нибудь неладно?
— Я все объясню тебе дома, — ответил Поль де Ламбр, явно чем-то обеспокоенный.
Мужчины свернули за угол длинного коридора и увидели группу братьев-масонов в фартуках. По сигналу брата-кровельщика все вступили в храм Лафайет. Марка вошел торжественным шагом, и перед ним возникло удивительное зрелище, которым он никогда не переставал восторгаться.
Начищенные до блеска шпаги, молчаливые хранители масонских секретов, стояли вдоль северной и южной стен храма. Стальные клинки сверкали в полумраке.
Шпаги находились здесь с момента создания храма и были свидетелями тысячи и одного посвящения. Вот и сегодня они появятся из темноты, чтобы пролить свет. Между шпагами находилась эмблема с изображением фасции.[5]