На удивление, Беломор промолчал. Дым Дымычу это показалось странным. Это перед Хавьером Беломор – мальчик. А с самим Сохатым он обычно держится на равных. Даже задиристо, когда есть кому заступиться. Но только не молчком.
– Он парень верный, – холодно улыбнулся Хавьер и вопросительно посмотрел на Беломора. Тот сразу же исчез за занавеской.
…С этого самого Беломора начались неприятности Сохатого среди уголовного окружения. Там, в Ташкенте, еще чувствовали близость Афганистана. Там даже в СИЗО к афганцам относились с опасливым уважением. Потом был трясучий, с жесткими сквозняками вагон и затертая шутка – «вологодский конвой шутить не любит». Конвой попался, к счастью, не вологодский. Но тоже не подарок.
На одной из станций охранники не стали ждать, когда растащат состав через железнодорожную «горку».
– Выходить по одному. Вышел, руки за голову, встал на одно колено. И быстро. Времени мало, – раздалось по вагонам.
Кто плохо шевелится – прикладом в затылок.
– Быстрее, мать вашу…
Пересчитали по головам, как скотину.
– В новый вагон. По одному. И быстро, быстро…
В голосе молодых конвойных столько властной брезгливости, что сам начинаешь ими брезговать. И всей душой ненавидеть внутренние войска. Дали глупым соплякам власть и автомат для утверждения этой власти. Недоразвитые мальчики – а других во внутренние войска, особенное в конвой, стараются не брать – из кожи вон лезут, чтобы ощутить ее как можно полнее.
А потом пересыльная тюрьма. Две недели там парили. В камере шестнадцать человек. Большинство новичков. Обыкновенные ребята – кто на чем залетел, в основном по пустякам, со смешными сроками. Сортировки еще не было – кому на общак, кому на строгую. Сортировать будут здесь и отправлять этапом. Опытных зэков двое. При них пятеро прихлебателей. Держат остальных в кулаке – не продыхнуть.
Сохатого привели в камеру последним. Дверь за спиной захлопнулась, лязгнул засов, повернулся в замке ключ. Специально, что ли, их здесь не смазывают, чтобы звук был колоритнее?…
Он остановился, осматриваясь. Стоял, как привык офицер стоять в строю – прямо.
– Милости пожаловать… – вдруг бросился к нему типичный «шестерка» и расстелил под ногами полотенце. Почти чистое.
Дым Дымыч знал этот обычай приема новичка – рассказывали и учили еще в СИЗО. Если человек вытрет ноги, значит, он «тертый», с зоной уже знаком и имеет право на какой-то авторитет. На какой – это выясняется позже. Сохатый через полотенце переступил. Не только потому, что не имел опыта, но и потому, что плевал на местные законы. Демонстративно.
В этот раз он не пожелал проявить свое умение выживать по-спецназовски, надеясь по-спецназовски отстоять свое право на независимость. И через несколько минут ему такая возможность представилась.
В камере стояла настороженная тишина.
– Где место свободное? – спросил Дым Дымыч.
Парень со свежей ссадиной на скуле кивнул на верхний ярус шконки около входа. Сохатый бросил туда свой скромный узелок. Ложиться он не стал. Только прислонился к стойке плечом и еще раз осмотрелся. Все смотрели на него и ждали продолжения.
Шконки стояли в три ряда. Высокое зарешеченное окно в камере всего одно. В дальнем проходе. Оттуда двинулись к новичку несколько фигур. Остановились.
– Представляться надо, – сказал «шестерка», который расстилал полотенце.
– Лосев.
– Сохатый, – сразу же окрестил его кто-то сбоку.
– Так меня тоже звали, – Дым Дымыч посмотрел сначала туда, откуда раздался голос, потом на группу, что подошла из дальнего прохода.
Двоих он выделил сразу. Остальные топтались, выжидая, что скажут они. Колоритные фигуры со стандартными стальными фиксами во рту. Руки в татуировках скрещены на груди. Молча угрюмо рассматривают. Наконец один выступил вперед и стал наматывать на кисть носовой платок.
– Значит, новая мамочка к нам пришла…
Сохатый понял – ему показали на кровать для педерастов. И он согласился по незнанию. Ситуация обострилась, и теперь предстояло себя показать, иначе жизни не будет.
– Да. Мамочка. Только у меня всего одна грудь. И ты ее сейчас сосать будешь…
Удар был очень резким. Дым Дымыч едва успел поставить блок. Но все дальнейшее от него уже не зависело. Тренированное тело работало самостоятельно. Если поставил блок, то не должен ждать второго удара. Молниеносный ответ. Не сильно. Только резко, в болевую точку. И тут же мощно, всем телом – локтем сбоку в челюсть. Противник ударяется головой о шконку, отлетает назад, еще удар – в корпус. Теперь надо поймать падающего лицом на колено.
Драться с толпой и остаться неповрежденным можно только в одном случае – когда ты будешь бить толпу. Это Сохатый знал хорошо. И потому не стал дожидаться, когда на него посыплются кулаки и пинки со всех сторон. Он первым решился на атаку, нанося удары каскадами. Время разговоров кончилось. Натиск и быстрота действий спецназовца были такими, что он задавил противников психически. И тогда уже просто добивал. Методично. Жестоко. Рискуя убить или изуродовать.
Жалости в спецназе ГРУ не учат. Там даже драться не учат. Там учат только убивать. И он почти убивал…